- Я ее как возьму вот эдак... и она у меня дышать перестает.
Славке Васька был неприятен, хотя по храбрости с Васькой никто не мог сравниться, этот человек совершенно не понимал страха.
Васька не интересовался, как к нему кто относится. Ему было на это наплевать. Также и о Славкиной неприязни он не знал и не хотел знать. В дороге он подошел к нему, отнял пулемет.
- Давай-ка, отдохни немного.
Было похоже, что ко всем людям он относился одинаково, жалел всех подряд за их физическое несовершенство. Сам же он был совершенством. Кривоног был сильно и ладно, ничем с земли сбить его нельзя было, высок и сутул тоже ладно, тяжелые руки висели ниже колен ладно, таили страшную силу. Он мог одной рукой задушить человека, сутулой спиной поднять лошадь, ловко двигался, рубил дерево, винтовка в его руках была детской игрушкой.
- Фрицев, - говорил он дорогой, - надо стрелять всех до одного, они не виноваты, их пригнали сюда, но мы больше не виноваты, - значит, надо их стрелять.
Славка и все другие слушали рассуждения Кавалериста, не спорили, возражал один Витя Кузьмичев.
- О! - баском восклицал Витя. - Как же не виноваты? Жгут наших, вешают, а не виноваты.
- Они не сами вешают, - стоял на своем Васька, - их заставляют.
- О! - не соглашался Витя. - Заставляют их на фронте, а тут кто их заставляет детей жечь или в колодец бросать?
- Гитлер так устроил в своем государстве, что все у них зверями делаются. Как устроил? Это секрет. Никто не знает. Даже Сталин не знает.
- Это почему?
- А потому, если б мы знали, то рассекретили, и ихний бы пролетариат встал бы против Гитлера, не пошел бы против нас. Раз он пошел, значит, секрет у него, у Гитлера. Фрицев всех стрелять надо. Понял?
- Это я и без тебя понял.
- А ты пойми окончательно. А вот наших сук, предателей, стрелять не надо, это им незаслуженный почет, их надо во как. - Васька сгреб рукой воздух, сдавил его, вроде чью-то шею сдавил, потом приподнял немного и отбросил в сторону. - Понял? Чтоб ни звука не было.
Ночевали в деревне, где не было ни партизан, ни немцев, ни полиции. К обеду вышли к большаку, залегли. Ругался потом Васька, что не обоз попался, не колонна, а всего три машины. Хотел пропустить, но это расходилось с его понятиями об этой войне, пропускать было нельзя. Он бросил гранату под первую машину; когда граната взорвалась, вышел на дорогу, стал на пути перед остановившимися машинами, поднял автомат и закричал:
- Вылезай!
Никогда этого с немцами не было. Они всегда, в любых условиях сопротивлялись. Но тут, на Васькино везенье, машины шли пустые, уже выгрузились или шли еще за грузом, и в каждой из них было только по два фашиста, шофер и сопровождающий. И все они, в том числе и из первой, искореженной машины, послушно повылазили на дорогу, подняли руки. Васька выстроил их поперек шоссе, обезоружил и по одному из автомата перестрелял. Оставил только последнего, шестого. Подошел к нему, взял за ворот шинели и кулаком ударил по голове. И у этого немца, наверно, лопнул череп.
Машины подожгли. Васька сказал, что это не операция, что возвращаться они не могут, шли так далеко не за этим, но оставаться на месте тоже не было смысла. И группа передвинулась вдоль большака в новый район.
- Ты не имеешь права так поступать, - сказал Славка Кавалеристу, когда углубились в лес.
- Как, Холопов? - ничуть не обидевшись, спросил Васька.
- А так. - Славка хотел сказать, но почему-то не сказал.
- Ну, как, Холопов?
- А выходить на дорогу, - вывернулся Славка, - может, не уверен был, может, струсил неизвестно отчего. - Убьют, а мы отвечать будем.
- Я тут командир, - спокойно ответил Васька.
В другом месте и точно попали на колонну. Завязался настоящий бой, даже потери были, ранило самого Кавалериста. Правда, ранило смешно, пулей оборвало мочку левого Васькиного уха.
Он оказался не только лихим командиром, но и сметливым, расчетливым. Засаду расположил так: растянул вдоль большака цепочкой, по одному. Первым считался тот, с чьей стороны покажется колонна, первый должен пропустить машин семь, восемь, если это будет колонна, затем по команде первого все должны одновременно бросать гранаты.
Три машины были опрокинуты взрывом, четыре машины подожжены зажигательными немецкими пулями. Потом ранило Ваську в ухо. Он стал прикладывать снег, прикладывал, бросал, снова доставал из-под наста чистого снегу, но кровь не останавливалась, тогда он плюнул, спустил шапку-ушанку и подвязал под подбородком, - пусть там, под шапкой, льется, небось перестанет. Сам же от злости подполз к Славке, который бешено строчил из пулемета, потому что его пугала непривычная близость противника. Васька подполз, отодвинул Славку, сам залег за пулемет, хотелось ему душу отвести. Но к искореженной колонне подходила новая, немцы сразу разобрались в обстановке, обрушили на партизан страшный огонь, и Васька приказал отходить. Опять, как в Дебринке, Славка прикрывал отход своим пулеметом, потом прикрывали его, потом он снова ложился и стрелял до тех пор, пока последний из партизан не прошел мимо него. В глубь леса немцы не посмели пойти.
На обратной дороге, когда были уже в безопасности, Васька отодрал присохшую к уху ушанку, ребята заставили его перевязаться. Тот, кто обматывал бинт вокруг головы, сказал:
- Один бы сантиметр, от силы полтора, и тебя бы уже не было на свете.
- Какой там полтора, тут и одного бы хватило, - возразил ему другой парень. Он зашел с левой стороны и уточнил: - Пять миллиметров - и было бы точно. А вот в судьбу не верют, есть судьба, а то бы пять всего миллиметров, и крышка.
Васька поглядел на всех сверху вниз, снисходительно улыбнулся.
- Знатоки, - сказал он и матерно выругался. - Я же голову принял правей, надо было поболе принять, и этого ничего б не было.
- О! - воскликнул Витя, ему было ужасно весело. - Ты что, пулю видел, да?
- Если б не видел, то голову не принял бы, - спокойно ответил Васька.
- Ха, - сказал Витя, и ему стало совсем смешно. - У нас командирам здорово везет, Арефия в пятку ранило, тебя, Вась, в ухо вон. Специально, что ли?
- Специально, Витя. Гляди, как бы она тебя в другое какое место не тюкнула. Тогда посмеешься по-другому, красным смехом.
- Не каркай, командир, нехорошо.
- Я шучу. Пошутить нельзя, что ли?
- Лучше не надо.
9
В лагере жизнь была оседлая, а тут пошла кочевая, походная, на ногах все да на ногах. В Голопятовку приходили на день-два, раны зализать, отдохнуть перед новой дорогой. Уже Ваську по второму разу ранило, в плечо на этот раз, но кость не задело, и Васька не оставил своего командного поста, а продолжал ходить с группой по дальним маршрутам.
- Ты гляди, как только командиром поставили, так ранение за ранением, сперва уху оторвали, потом вон куда саданули, в плечо. Арефия дак в пятку, а Ваську вон куда, в плечо. Других не трогает, а его раз за разом.
