Восемь дней меня продержали в сортировочном госпитале в Хайльсберге, в котором находились на излечении тысячи русских солдат. Сестры, доктора и замполит всячески заботились обо мне.
В тот день, когда меня привезли, ко мне обращается сосед по койке, советский капитан-пехотинец, и спрашивает:
- Товарищ летчик, когда и где вас подбили?
- Над Фриш-гафом, напротив деревни Розенбаум. Я выпрыгнул с парашютом 27 марта в девять часов тридцать минут утра.
Я вижу, как напрягается его лицо. Он что-то припоминает, а потом, сжимая до боли мои руки, говорит:
- Так это тебя я видел прыгнувшим с пылавшего "яка" в то утро, когда моя рота атаковала немцев. Я даже подумал про себя: "Ну, вот еще один отлетался".
Во Фридланде тоже думали, что барон уже отлетался. В полку устроили мне трогательную встречу. Штаб дивизии собирался представить меня к награждению орденом Ленина. Но для меня было самым важным другое, и я тут же спросил:
- Ну, как в тот день, каковы были результаты? Мне ответил Марши:
- Да, сбили четырех. Но Шалль и Монж не вернулись. Гидо и Мерцизен сели на "брюхо" в поле, подбитые зенитками. Тяжелый день. Один из самых тяжелых за всю войну. В тот вечер, я могу тебя заверить, ни у кого не появилось желания шутить.
Конечно, приехал и мой Лохин. Он крепко пожал мне руку и, не говоря ни слова, сел на кровать.
- Ну, Лохин, доволен, что меня видишь? Ты опять остался без самолета.
Улыбаясь, он ответил мне:
- Ничего, лейтенант.
Глава III
Мы покидаем Фридланд и перебираемся в Бладио - городок, расположенный на берегу Фриш-гафа, к югу от Кенигсберга, напротив прибрежных укреплений Пиллау, который находится пока в руках немцев.
Я передвигаюсь с трудом. Без палки ходить невозможно, так как боль в ноге причиняет сильные страдания. Я следую за полком в одном из транспортных самолетов вместе с нашими механиками и багажом. Теперь заметно ощущается нехватка в самолетах и, что особенно печально, в летчиках.
Аэродром в Бладио расположен на пологом склоне около моря. С командного пункта хорошо видны прибрежные укрепления, порт Пиллау и завод в Зиммебюде.
Вылеты возобновляются немедленно. Мы сопровождаем наступление на Кенигсберг и Пиллау. Русские поднимают в воздух всю свою авиацию, имеющуюся у них в этом районе. "Катюши" - гроза немецкой армии - участвуют в концерте одновременно с артиллерией.
Но немцы все еще не капитулируют. Нам это кажется глупым. Начиная с 8 апреля мы ежедневно подвергаемся артиллерийскому обстрелу. Батареи немцев разместились на противоположном берегу, на узкой приморской косе. Нам, видимо, придется все перетерпеть во время русской кампании. Командир полка приказывает поспешно вырыть траншеи-убежища и подготовить наблюдательный пункт.
Солдат с биноклем ведет постоянное наблюдение. Он сообщает о начале обстрела. Таким образом, мы имеем 20 - 30 секунд, чтобы успеть укрыться.
Кенигсберг продолжает сопротивление. Говорят, что эсэсовцы, возглавляющие оборону, расстреливают каждого отступающего солдата. Мы узнаем, что там, в одном из немецких концлагерей, собрано более десяти тысяч военнопленных французов. Только в ночь на 9 апреля гарнизон города, наконец, капитулирует. Кенигсберг - крепость, столица Пруссии, опустошен и разбит.
А для нас война продолжается. Батареи на другом берегу еще не замолкли. Мы провожаем взглядом штурмовики, которые должны их уничтожить. Но налет не достигает цели. Среди летчиков "Нормандии - Неман" недовольство:
- Только этого еще и не хватало, чтобы дать себя уничтожить артиллерийским огнем...
Повреждено бензохранилище, и возвращающиеся самолеты вынуждены садиться в Хайлигенбайле.
Дельфино отдает короткое приказание:
- Марши, Дуар, Сэн-Мароо и Анри - вам обстрелять последние укрепления на косе, где еще идут бои. Русские приближаются к Пиллау. Они должны находиться уже в предместьях города.
Это последний бой "Нормандии - Неман". Анри сбил в нем своего очередного противника, "фокке-вульфа", вписав таким образом двести семьдесят третью победу на боевой счет нашего полка.
- Молодец, Анри! Ты красиво разделался со своим пятым фрицем! говорят ему друзья.
Анри улыбается, он горд этой победой. Он мечтает уже о возвращении на родину. Его с нетерпением ожидает старушка мать. Внезапно наблюдатель кричит:
- Внимание, товарищи!
Все бросаются к траншеям. Свистят снаряды. Сильный взрыв забрасывает нас землей. Когда грохот прекращается, мы все встаем и приводим себя в порядок. И только Анри, с которым я говорил минуту назад, не встал... Он лежит, вытянувшись, рядом с траншеей. Дельфино, Шаррас и де Салль бросаются к нему и под обстрелом переносят его в убежище. Анри жив. Он тихо говорит майору Дельфино:
- Ничего... Я выживу... не беспокойтесь... Сейчас я от вас никуда не уйду...
Из его затылка течет кровь. Он ранен осколком снаряда в голову. Спустя несколько часов по указанию майора я приезжаю в госпиталь, чтобы узнать о состоянии товарища, но застаю его умирающим на больничной койке. Это настоящий кошмар. На следующий день Анри умирает в госпитале после операции, которая уже не могла ему помочь. Через два дня Анри похоронили вместе с советскими солдатами, павшими в последних боях.
Мы отправляемся осмотреть Кенигсберг, или, вернее, его руины. Как будто гигантское землетрясение произошло здесь. Все разрушено, сожжено, уничтожено. В воздухе запах пороха, пепла и смерти.
На восток движутся нескончаемые колонны немецких пленных. Утверждают, будто их более восьми тысяч. Они идут одичалые, безразличные ко всему, более крепкие поддерживают раненых. Они идут в Советский Союз восстанавливать своими руками то, что разрушили своими пушками.
Среди нас ходят самые различные слухи:
- Бьются уже в Берлине! Берлин под огнем русской артиллерии. Гитлер сбежал... Нет, он покончил жизнь самоубийством...
С часу на час ожидаем сообщения о встрече войск Востока с войсками Запада. Известно, что это должно произойти в районе Дрездена, на Эльбе.
25 апреля Красная Армия наносит последний удар по крепости Пиллау.
- Две эскадрильи на Пиллау! - отдает приказ майор Дельфино. Сообщают, что в воздухе еще держатся несколько "фокке-вульфов". Противник не покидает нас, не простившись...
Я умоляю командира разрешить мне сделать этот последний вылет. Моей ноге значительно лучше. Если к тому же мой механик поможет мне подняться в кабину, все будет в порядке. Надо думать, что я был достаточно красноречив - майор Дельфино соглашается.
Последний боевой вылет нашего полка только что начался. В воздухе двадцать "яков". Вот мы над Пиллау. Вражеских самолетов не видно. Слабый огонь зенитной артиллерии - последние конвульсии умирающего. Бои идут уже на улицах города. То здесь, то там рвутся снаряды на земле и в воде. Движутся советские танки в сопровождении штурмовых отрядов грозных подразделений пехоты. На обратном пути я пролетаю над Фриш-гафом и над моей спасительной отмелью.
