истории Оксфордского университета [557]. Предположение подтверждает и Эндрю Синклер, потративший полтора года на изучение биографии Виктории, который написал, что Блант извлек «переписку герцога Виндзорского с его немецкими кузенами-принцами, некоторые из которых занимали высокие посты в нацистской партии» [558].
Джон Лофтус, юрист Министерства юстиции США, взял интервью у двух бывших офицеров военной разведки США, прикрепленных к силам генерала Паттона, которые подтвердили, что видели упоминания о связях между герцогом Виндзорским и Гитлером. Документы были найдены на «вилле, принадлежавшей близкому родственнику герцога, которая использовалась в качестве американского офицерского клуба» [559].
Дуглас Прайс, помощник генерала Дуайта Д. Эйзенхауэра, находился во Фридрихсхофе летом 1945 года. В библиотеке он обнаружил богато украшенный шкаф, содержащий письма между семьей Гессе и герцогом Виндзорским, датируемые тем временем, когда он был принцем Уэльским. Похоже, что это были те документы, за которыми послали Бланта [560].
Согласно журналу разведки «Лобстер», Бланта также отправили за протоколом встречи герцога Виндзорского с Гитлером в 1937 году, который отсутствовал в захваченных немецких документах [561].
Дональд Кэмерон Уотт, британский историк, который был частью команды, занимавшейся захваченными немецкими документами в Уэддон-Холле, позже рассказал «Сандэй Таймс»:
«Среди 400 тонн документов был раздел, касающийся герцога Виндзорского. Все, что, по нашему мнению, должно было быть в этом файле, действительно было там – за одним исключением. Например, мы нашли все материалы по Лиссабону и нашли записи бесед Виндзора с Риббентропом и различными немецкими официальными лицами. Но не обнаружили отчета о разговоре с Гитлером в октябре 1937 года. В архивах просто не было никаких следов этого» [562].
Виндзоры, не подозревая о том, что происходит с захваченными документами, в начале мая 1945 года спокойно уехали с Багамских островов в Майами.
Они провели время с друзьями в Палм-Бич, а затем несколько месяцев в квартире в Нью-Йорке, пока решали, что делать. Герцог потерял 100 000 долларов на бурении несуществующей нефти на своем канадском ранчо, и ему нужно было компенсировать это. Он недолго поиграл с идеей деловой карьеры в Америке и в конце июня посетил Кливленд, штат Огайо, чтобы изучить промышленные методы, любезно предоставленные Робертом Янгом, но решил, что это не для него. В июле они были гостями канадского филантропа и банкира Айзека Киллана в его рыбацком домике в Нью-Брансуике, что вызвало у британских чиновников опасения, что герцог может лоббировать кандидатуру на пост генерал-губернатора Канады [563].
В августе пара остановилась в посольстве в Вашингтоне в качестве гостей сэра Джона Бальфура, первого секретаря. Бальфур встречался с герцогом до войны и всегда чувствовал, что «несмотря на привязанность народа, которую он приобрел как принц Уэльский, он не годится на роль короля… Мое беспокойство усилилось сообщениями о том, что врожденные прогерманские симпатии оправдывали его взгляды на нацистскую Германию» [564].
Во время своего визита Бальфур не нашел причин пересматривать свое мнение, считая герцога «запутанным, неуравновешенным персонажем»:
«На третий вечер своего пребывания герцог попросил нас пригласить на ужин его пожилого американского друга – железнодорожного магната по имени Янг. Оба они, казалось, не обращали внимания на злодеяния нацистов и были едины во мнении, что, если бы с Гитлером обошлись по-другому, войны с Германией можно было бы избежать в 1939 году» [565].
К сентябрю Виндзоры вернулись в Париж. Дафф Купер, недавно назначенный послом Великобритании в Париже, сообщил, что герцог «кажется, доставляет себе немного хлопот, «громко разговаривая» с различными французскими чиновниками, с которыми он встречается за обедом, и рассказывая им, как управлять своей собственной страной. Что, естественно, им не нравится. Он всегда был склонен высказываться. Еще в 1926 году герцог проявлял все признаки того, что становится занудой у камина; с годами у него, возможно, развивается склонность Георга IV присваивать себе способности и достижения, которые на самом деле ему недоступны…» [566]
Жена Даффа, леди Диана Купер, столь же пренебрежительно отозвалась о паре: «Оба выглядят такими худыми, как будто только что из Бельзена. Она стала немного заурядной, а он – более бессмысленным, скучным и пресным» [567].
Вскоре после этого герцог вылетел в Лондон, остановившись в Мальборо-хаусе вместе с королевой Марией. У него было две цели – добиться признания Уоллис его семьей и получить работу от нового лейбористского правительства. Он потерпел неудачу по обоим пунктам. Это был первый раз, когда он увидел свою мать с 1936 года, а своего брата – с 1940 года. Воссоединение, по словам Томми Ласеллса, прошло «намного лучше, чем ожидалось», но «я полагаю, что король наконец убедил его, что нет никакой возможности, что герцогиня когда-либо будет «принята» или получит титул Ее Королевского Высочества» [568].
«Совсем как в старые добрые времена: очень хорошо информированный, знал все, что происходит, – сказала королева Мария Оуэну Морсхеду об этом визите. – Но все еще настаивал на том, чтобы я приняла его жену, и наконец пообещал, что никогда больше не будет упоминать эту тему при мне. Его последние слова, когда он уходил: «Ну, прощай – и не забывай: я теперь женатый человек». Действительно, не забывай: как будто это вообще возможно!» [569]
От Эттли тоже было мало утешения. Герцог надеялся, что для него найдется место в качестве посла по особым поручениям в Соединенных Штатах. «Я бы сосредоточился на аспекте связей с общественностью… Такая работа потребовала бы, чтобы я сводил вместе американцев и приезжих британцев, предоставлял хороший стол и удобную библиотеку для неформальных бесед и помогал в том, что Уинстон Черчилль назвал «процессом смешения» [570].
Но, как сообщил Галифакс Министерству иностранных дел, сохранялась обеспокоенность тем, что «сообщения прессы об общественных мероприятиях в Ньюпорте, Нью-Йорке и на Лонг-Айленде, как это было и раньше, будут свидетельствовать об обратном» [571]. Были сомнения в некоторых его партнерах. «У герцога есть несколько неприятных личных скелетов в шкафу – например, Аксель Грен, Бедо и Рикардо Эспириту Санту Сильва, все проверенные немецкие агенты, – написал Ласеллс в своем дневнике после того, как герцог попросил назначить его послом
