Нацистов его поведение явно озадачило: не этого ждали они от Михайло. И Шульц, придя к Карранти, во время их разговора держался очень настороженно.
Ознакомившись с показаниями арестованного, Карранти авторитетно заявил, что все они совпадают с истиной.
- А вы уверены, господин Карранти, что этот субъект и есть Михайло? спросил Шульц.
- Вы думаете, что я вас обманываю? - с угрозой произнес Карранти.
- О, нет... Но вы могли ошибиться...
- Вы прекрасно понимаете, что ошибиться я не мог. Я хорошо знаю Михайло. Это он.
- Я что-то не таким его себе представлял, - с сомнением покачал головой Шульц. - Удивительней всего, что он считает борьбу партизан проигранной!.. И это в то время, когда русская армия одерживает на востоке победы!.. - Шульц спохватился и прибавил: - Временные, конечно, мы еще отбросим их далеко назад...
- А почему вы думаете, что Михайло этого не чувствует?
- Потому, что все русские - фанатики... Они и дерутся, как фанатики. И Михайло не сдался бы живым в наши руки. - Шульц помолчал. - Да вы посмотрите только ему в глаза. Это же глаза преступника, а не героя!
Карранти улыбнулся:
- А разве для вас он не преступник?
- Н-ну... преступник.
- Поэтому-то его глаза и не нравятся вам.
- Но я умею быть объективным...
- Нет, вы не хотите быть объективным! - возразил Карранти. - А с точки зрения городской черни, он - герой, и у него красивые черные глаза...
Разговор Шульца и Беннета напоминал своеобразный торг: Беннет пытался всучить подгнивший товар начальнику гестапо, а тот колебался: стоит ли ему платить за этот товар ту высокую цену, которая была установлена немцами, или разумней отказаться от него.
- Меня интересует еще один вопрос, - закуривая и предлагая сигарету Карранти, заговорил Шульц, - каким образом Мазелли встретился с Михайло?
- Мазелли?..
- Да, Мазелли... Меня смущает все это потому, что Мазелли... гм... наш агент.
- А что на этот вопрос ответил вам арестованный? - ничем не выдав своего удивления, спросил Карранти.
- Ответил странно... Будто бы партизаны получали от Мазелли необходимые сведения...
- Что ж в этом странного?
- Странно то, что покойный Мазелли работал на партизан...
- А вы уверены, что он на них не работал?
- Абсолютно уверен.
- Основания?..
- Он лично выдавал нам агентов партизан.
- Об этом знали партизаны?
- О том, что их агенты схвачены гестапо?
- Нет, о том, что их агентов выдает в Триесте Мазелли?
- Не знаю.
- Так вот: если бы партизаны знали, что Мазелли выдает их агентов, то его давно не было бы в живых... Постойте-ка... Мы, кажется, напали на верный след... Ну конечно! Партизаны могли узнать, что Мазелли ведет двойную игру, и решили покончить с ним. Вы же знаете, как они поступают с изменниками.
- Да вы что, серьезно думаете, что Мазелли действовал заодно с партизанами под самым моим носом?
- А почему бы и нет?.. Старик, видимо, работал чисто... - Недоверие, однако, не исчезло с лица Шульца и тогда, когда Карранти, подойдя к нему, тихо сказал:
- Мне приходится открыть вам один секрет... Мазелли вел тайную игру!..
- Какую еще? - выкрикнул Шульц. Он чувствовал себя совершенно сбитым с толку.
- Вы, конечно, не могли знать, что Мазелли является резидентом американской разведки в Триесте.
- Этого не может быть!
- Может. А иначе как бы я очутился у него?.. Вы над этим не подумали?..
- Черт возьми! Подождите-ка: а он знал, что партизаны ищут вас?
- Наверное, знал.
- Но почему же, в таком случае, он не сообщил партизанам, что вы находитесь у него?
- Не знаю... Видимо, по той простой причине, что он лично отвечал за мою жизнь. Ведь он работал и на нас...
- А вы догадывались, что он связан с партизанами?..
- Кое-какие догадки, конечно, были. Но старик умел заметать следы.
Шульц задумался. Доводы у Карранти были веские. Да и не станет же он обманывать их! Разве не он выдал им Марту Кобыль, Николича и многих других агентов партизан?
Это опытный разведчик, на него можно положиться. Надо будет, кстати, допытаться у Михайло, почему он убил Мазелли? Пока он отвечал на этот вопрос путано.
- М-да... - Шульц пожал плечами, - все подозрительно совпадает!
- А почему это вас так расстраивает?
- Почему?.. Видите ли, мне в этом городе многих приходилось допрашивать. Но даже под пытками они не выдавали своих сообщников. Они подыхали молча. И самым бесстрашным считался у них Михайло. И вдруг он взял да и раскрыл нам все свои карты.
- Когда я был в бригаде, - неторопливо заговорил Карранти, спокойно похлопывая ладонью по ручке кресла, - то слышал там одну очень удачную русскую пословицу: "У страха глаза велики". И сейчас, слушая как вы восхваляете Михайло, я вспомнил об этой пословице... Почему вы его так боитесь? И даже возводите в ранг легендарных героев. Ведь он, в сущности, только и делал, что пробирался в здания, занятые немцами, оставлял там взрывчатку и безнаказанно удирал. Удача сопутствовала ему не только потому, что он смелый и неуловимый, а и потому, что вы плохо работаете. Вы преувеличиваете его храбрость и силу. Такие-то обычно и раскисают при первом провале. Не он сам напугал вас, а грохот взрывов в Триесте. Вы говорите, что русские фанатики? Да. Но не все же? И почему бы Михайло не признать дальнейшую борьбу безнадежной... От русской армии они изолированы. А в партизанском соединении у них немало врагов Им приходится бороться на два фронта. А это изматывает.
- Но ведь он же знает, что его повесят.
- А ему теперь все равно. В общем поступайте с ним, как вам будет угодно. Я больше уговаривать вас не стану.
Шульц поднялся с места. Что ж, Карранти по-своему прав. Не слишком ли они и впрямь раздули всю эту историю с Михайло?.. Ведь это же верно, что до сих пор гестапо работало из рук вон плохо.
Сейчас же Шульцу представилась возможность доказать, что гестаповцы не сидят сложа руки. В конце концов кем бы ни был пойманный ими Михайло, Шульц, повесив его, ничего не теряет. Наоборот, казнью этой он сломит дух городской черни. Пора, наконец, развеять миф о неуловимом партизане!
На всякий случай Шульц, уходя, спросил:
- А что, если нам завербовать Михайло?
- Зачем?.. Все, что могли, вы из него уже вытянули. А посылать его обратно к партизанам небезопасно. Они поймут.
Казнь Михайло была назначена на следующий день, в двенадцать часов, на площади виа Гранде.
Еше с утра нацисты принялись сгонять на площадь всех жителей города. Вскоре вся площадь оказалась запруженной. Крыши домов были усеяны мальчишками, одетыми в живописные лохмотья.
Виселица, установленная на высокой площади, чтобы все видели, как произойдет казнь, была оцеплена двумя рядами эсесовцев: они стояли лицом к толпе, держа наготове автоматы.
