Благодаря Елюй Чуцаю многовековая китайская цивилизация постепенно приоткрывалась Есугаеву сыну. Мало-помалу и исподволь, не злоупотребляя доверием господина, киданю удалось отменить многие варварские порядки. Он убедил Чингисхана в том, что выгоднее не уничтожать посевы и земледельцев, а взимать с них налоги, не разрушать города, унося все накопленные там богатства, а сохранять их для пользы империи как источник процветания и благополучия.
Настанет день, и кидань дерзнет прямо сказать Чингисову сыну: «Царство, завоеванное на коне, не может управляться с коня».
Елюй Чуцай, несомненно, обладал талантом государственного деятеля, и честь и хвала Темучжину за то, что он сумел его заметить, несмотря на то что уровень вождя, одетого в звериные шкуры, и культурный потенциал бывшего советника пекинского двора были несоизмеримы.
Александр Македонский возил за собой в походах философа Каллисфена, племянника и ученика Аристотеля, и в конце концов погубил его. Чингисхан, явно не обладавший культурой грека, сохранял добрые чувства к китайскому эрудиту до последнего дня своей жизни.
Шелковый путь. Уйгуры — Темучжиновы учителя
Итак, Чингисово царство включало в себя, помимо монгольских степей и лесистых гор, ограничивающих его с севера, часть Северного Китая. Внимание Завоевателя стала привлекать Центральная Азия.
Центральная Азия в узком смысле этого понятия, то есть нынешний китайский Туркестан, представляет собой край, вступивший в фазу опустынивания, «сахаризации». На севере это — каменистая и глинисто-солончаковая степь, являющаяся продолжением Гоби, на юге — бескрайние пески Такламакана. Тарим, который, протекая с запада на восток, пересекает эту территорию точно посредине, представляет собой агонизирующую реку, более не имеющую притоков (а если и имеет, то уже истощенные), почти исчезающую с лица земли при впадении в лобнорские топи. Однако двойная дуга Тянь-Шаня на севере и Памира на западе, а также Алтынтаг на юге, окружают ее поясом пастбищных угодий и даже, говоря о Тянь-Шане и Памире, обширными лесными массивами. Спускающиеся с хребтов реки, прежде чем умереть в песках, в своем верхнем течении орошают некоторое число оазисов, поразительно плодородных. Эти оазисы: Турфан, Харашар, Куча и Аксу на севере, Черчен, Керия, Хотан и Яркенд на юге, — расположены на периферии обеих горных дуг, соединяющихся на западе с оазисом Кашгар. Все это — весьма активные сельскохозяйственные центры, «более сады, нежели пашни», производящие кукурузу, пшеницу, всевозможные плоды, а также прославленный виноград. Живущий там народ, хотя и говорит с IX–X веков на тюркском языке, и поныне состоит из крестьян индоевропейской расы, братьев современных иранцев.
Эти центры хлебопашества и даже огородничества одновременно являлись центрами караванными, имевшими огромное значение для торговли. Именно здесь проходил древний Шелковый путь, который подобно мосту, перекинутому через пустыни, соединял китайский мир с Персией, мусульманским миром и Европой. Александрийские географы эпохи Птолемея, китайско-буддийские паломники Средних веков, Марко Поло, живший в конце XIII века, описали для нас этот знаменитый путь, северный отрезок которого пролегал по Турфану, Харашару, Куче и Аксу, а отрезок южный — по Лобнору, Хотану и Яркенду, чтобы соединиться опять-таки в Кашгаре. Из Кашгара дорога шла по перевалам Алтая и Гиссароалая, севернее Памира; на западе она спускалась к плодородной Ферганской долине, Самарканду и Трансоксиане[49] и попадала в мир мусульманский.
Немного северо-западнее, по лесистым горам Тянь-Шаня, на уровне Уч-Турфана, между Аксу и Кашгаром, проходит другой исторический путь, тот, что ведет к Иссык-Кулю, «Теплому озеру», воды которого, несмотря на соседство грандиозных ледников, не замерзают никогда. Здесь начинается еще один мир, где западнее озера рождается река Чу, которая, оросив плодоносную долину Пишпека (совр. Бишкека, недавнего Фрунзе. — Е. С), теряется в Белых песках (Ак-кум), неся свои воды к Аралу и сибирско-туркестанским степям.
Этот обширный край в начале правления Чингисхана был поделен между двумя, равно интересными для истории, государствами: Уйгурским и Кара-китайским.
Северо-восточные оазисы: Бешбалык, Турфан, Харашар и Куча, — принадлежали тюркам-уйгурам, первому цивилизованному народу тюркской нации. В IX столетии, перейдя к оседлому образу жизни, уйгуры, одна часть которых исповедовала буддизм, а другая — христианство несторианского толка, создали собственный алфавит, взяв за основу древнесирийскую письменность, который стал прототипом монгольской азбуки. Свой диалект тюркского языка они превратили в язык литературный, на нем написан ряд интересных трудов, в том числе по буддизму, часть которых, по сути, представляет собой переводы с санскрита.
Уйгуры в определенном смысле выступили перед другими тюрко-монгольскими народами в роли учителей цивилизации. Именно у них северные степные племена — вчерашние кераиты и найманы, а также Чингисовы монголы — брали грамотеев и писцов, необходимых для их зарождавшихся канцелярий. В доброй половине Верхней Азии уйгурский тюркский язык и уйгурский алфавит стали языком и письменностью национальной администрации.
Уничтожив в 1204 году царство найманов, Чингисхан нашел среди них писца-уйгура по имени Тататунга, хранителя золотой печати. Увидев сей загадочный предмет, Завоеватель полюбопытствовал, каково его назначение.
Тататунга ответил:
— Она используется во всех делах: как при выдаче денег и зерна, так и при назначении людей.
Короче говоря, писец-уйгур служил у найманов канцлером, заведующим их государственной канцелярией. Чингисхан взял его на ту же должность, и с того времени все официальные акты Монгольской империи составлялись на тюркско-уйгурском языке. Более того, Чингисхан, который так и умер неграмотным, заставил своих четырех сыновей обучиться уйгурской письменности. Ответственность за это он возложил на Тататунга.
Заботу о создании Чингисовой канцелярии разделил с уйгуром другой книжник, Чинкай, кераит, владевший уйгурской культурой. Именно его западные путешественники называли «протонотариусом», сиречь канцлером.
Итак, еще когда был жив Покоритель Вселенной, при его кочевом дворе были созданы те самые «уйгурские приказы»,[50] которые сыграли важную роль и при его наследниках.
В тот период уйгурским царством, государи которого, идикуты (священные величества)., находились в Бешбалыке, что в северо-восточной части Тянь-Шаня, правил князь по имени Барчук, человек весьма рассудительный. Объединение племен под Чингисовым знаменем для него имело поистине вселенское значение. Пока другие размышляли, он, опередив всех, направил к Чингисхану послов, Аткираха и Дарбая, с приветственной речью: «С великой радостью слышу я о славе Чингисханова имени. Так ликуем мы, когда рассеиваются тучи и являет себя родитель всего — солнце. Так радуемся мы, когда проходит лед и вновь открываются реки. Не пожалует ли меня государь Чингисхан?.. Тогда стану я твоим пятым сыном и тебе отдам свою силу!»
