Артиллерия нас поддержать не могла. Так мы и пошли с винтовками да батальонными минометами на гарнизон, располагавший несколькими артиллерийскими батареями, немалым количеством танков.
Рано утром наши минометы дали три коротких залпа. И сразу же батальон бросился в атаку.
Разрывы мин, беспрерывная стрельба и громкое «ура» всполошили и напугали противника. Офицеры выбегали из домов в одном белье и бросались наутек к центру Ар-дона. За ними побежали солдаты. Минометчики Сломов и Агапов повернули одну из вражеских пушек, стали бить им вслед.
Наступление развивалось успешно. Батальон уже занял три четверти Ардона, когда на нас двинулись девять танков. За ними следовала пехота.
Пришлось нам отходить. Забыв, что мне под пятьдесят, прижав руку к сердцу, я старался не отстать от бойцов…
Раздумывая над этим лихим налетом, я тогда часто возвращался к мысли об упущенной возможности. Правда, батальон свою задачу решил: он расстроил на время движение войск противника под Орджоникидзе и заставил немецкое командование оттянуть сюда часть сил. Но мы не использовали реальной возможности овладеть Ардоном и удержать его. Для этого в условиях достигнутой нами внезапности достаточно было стрелкового полка с артиллерией. Некоторое время спустя, когда изменилась обстановка, для освобождения селения потребовалось неизмеримо больше сил и жертв.
Как раз когда наш батальон отходил из-под Ардона, советские войска под Орджоникидзе уже начали активные действия. Вырвавшаяся вперед группировка противника была окружена и разгромлена. Перестали существовать 13-я танковая дивизия, полк дивизии «Бранденбург», которая еще задолго до войны специально готовилась к захвату нефтяных районов СССР, 525-й дивизион противотанковой обороны, 336-й отдельный и 1-й батальон немецкой горнострелковой дивизии, 45-й самокатный и 7-й саперный батальоны. Понесли серьезные потери 23-я немецкая танковая и 2-я румынская горно-стрелковая дивизии. В качестве трофеев было захвачено 140 танков, 7 бронемашин, 70 орудий разных калибров, 95 минометов, 84 пулемета, 2350 автомашин, два склада боеприпасов.
Операции советских войск на Северном Кавказе были тесно связаны с героической обороной Сталинграда. Северная группа, выполняя приказ Ставки, активными действиями сковала 1-ю немецкую танковую армию.
* * *
Во второй половине ноября наш корпус получил задачу овладеть Ардоном. В штаб были вызваны командиры соединений и отдельных частей, приданных нам на время операции. В ожидании их приезда полковник Перекрестов, склонившись над картой, уточнял задачу. Мозговали над картой и мы с полковником Буинцевым.
Прошло уже полтора месяца с тех пор, как Ларион Иванович возглавил политический отдел корпуса. 9 октября 1942 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ об установлении в Красной Армии полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров. В новой роли руководителя политотдела Буинцев работал так же инициативно. «Марухское сиденье» сдружило меня с ним. У нас стало привычкой жить на одной квартире или в одной землянке, помогать друг другу советом и делом.
Под вечер командиры собрались. Полковник Перекрестрв попросил всех высказаться по предложенным двум вариантам наступления на Ардон.
Первый вариант предусматривал нанесение главного удара с фронта. Достоинство его в том, что местность здесь труднопроходимая, и противник удара не ждет.
По данным разведки, оборона его здесь слабее, чем в других местах.
По второму варианту главный удар предполагалось нанести с левого фланга. Отсюда ближе к Ардону, местность открытая и позволяет использовать танки. Зато здесь противник укрепился сильнее.
Большинство командиров высказалось за первый вариант, но предложило нанести вспомогательный удар и на левом фланге.
Некоторые возражали. Я тоже считал, что в случае фронтального наступления по заболоченной местности, мы не сумеем использовать ударную силу танков, артиллерия не сможет сопровождать пехоту и надежно подавлять огневые точки противника. И еще очень важный мотив: необходимость возводить переправы через Терек, на что потребуется время и что по существу исключит внезапность.
Возражая мне, начальник артиллерии корпуса подполковник Горский заверил, что его орудия, даже если они не смогут пойти за пехотой, накроют вражескую оборону и уничтожат там все живое.
Такое твердое заявление окончательно рассеяло сомнения у командира корпуса и он принял первый вариант. Признаться, я не ожидал этого.
Взяв на себя подготовку частей, наносящих главный удар, Перекрестов поручил мне заняться левофланговой дивизией. Но как следует поработать не пришлось — не хватило времени. К тому же пошел дождь, превратившийся к ночи в ливень.
Утром артиллерия провела мощную подготовку. Части на главном направлении перешли в наступление.
С наблюдательного пункта командира корпуса хорошо видна поднявшаяся в атаку пехота. Как и следовало ожидать, ей пришлось наступать без танков. После ливня болотистые места стали вовсе непроходимыми. Большинство боевых машин застряло.
Артиллерия подавить огневую систему противника не смогла. Лишь только она перенесла огонь в глубину, огневые точки ожили и заставили наступающих залечь.
Горский повторил артиллерийский налет, но с тем же результатом. Первый день не дал успеха на главном направлении. Но левофланговая дивизия продвинулась вперед и заняла один населенный пункт под Ардоном. Атаковала второй, да подошли танки противника, и наступление здесь тоже застопорилось.
Горский кипятился, пытался доказывать, что его пушки сделали все возможное, но это никого не могло убедить.
Дня через три в штаб корпуса приехали командующий Северной группой войск генерал-лейтенант Масленников и уполномоченный Государственного комитета обороны Каганович. Они приказали собрать старших командиров штаба для разбора причин неудачи.
Совещанием руководил Каганович. Он сразу же огорошил всех заявлением, что корпус «опозорил» себя, что цель его приезда — выявить виновников для немедленного доклада Сталину.
— Прошу говорить сжато и по существу, — предупредил уполномоченный.
Первым выступил начальник разведывательного отдела. Каганович так часто прерывал его грубыми и неуместными репликами, что бравый полковник растерялся и скомкал доклад. Такая же участь постигла начальника оперативного отдела. А когда было предложено высказаться начальнику штаба Мельникову и он начал было толково разбирать ход операции, Каганович просто не захотел слушать:
— Ваши рассуждения меня не удовлетворяют, садитесь!
