Вот вам, если угодно, традиционно лихое описание финала. На самом деле всё было посложнее, позапутанней. Ведь город атаковывали не упорядоченным строем наступающих войск, а отдельными машинами, малыми группами. Да, была там и первая прорвавшаяся к мосту машина, и гибель экипажа, и успех второй, более везучей, но, полной правды ради, следовало бы отметить, что до взятия крепости и моста на тот берег реки сумели переправиться разведчики, следом автоматчики мотострелковой бригады. Это они огнём остановили немецкую колонну, внесли сумятицу и разброд в ряды готового к отступлению противника. А если уж вспоминать до конца, то сперва наши сапёры расчищали склоны крутого утёса от мин, чтобы автоматчики могли начать подниматься к дороге и оттуда обрушить на врага свой огонь… Тяжёлая это и неблагодарная работа — вспоминать. Да ещё добираться до истины. Ну вот, хотя бы — в нашем разведывательном батальоне к началу операции насчитывалось около четырёхсот человек личного состава. А добрались до стен города и стояли на его пороге чуть менее пятидесяти… Так что думайте сами.
Нашему единственному и неизвестно откуда появившемуся танку Т-34 — скорее всего это был подарок командира корпуса — дали наконец развернуться и пропустили через узкие, в притирку, старинные ворота внутрь крепости. Предполагалось, что мы своими могучими ударными силами сумеем её отстоять, если противник попробует исправить свою ошибку — ведь немцы эту крепость могли держать и держать, а тут они бросили её на произвол судьбы, полагая, что мы к городу с этой стороны не подойдём. То было северо-западное направление, а нас традиционно ждали с востока.
Стрельба и последние схлёсты откатывались вглубь старого города. Сквозь тяжелые слоистые облака сверкнуло солнышко, и вдруг открылась великолепная картина: на огромной скале, окружённой со всех сторон рекой, возвышались старинные костёлы, православный храм, богатые городские постройки, даже один минарет подпирал небо, он принадлежал мечети, которая была переделана из христианского храма, а позднее, после изгнания турок, вновь возвращена церкви. На войне, как правило, кое-что удивляет, но мало что восхищает, а тут, поверьте — восторг, восхищение, необычайная целостность открывшейся картины. Разрушения минимальные, словно это неуёмное время сработало, а не война… Старую часть Каменец-Подольска венчали мощные каменные боевые башни, ворота, а вокруг всего города поднимались над землёй бастионы, укрепления и остатки крепостных стен. Как я узнал позднее, форты носили названия своих благодетелей, гильдий, национальных общин: русской, польской, казацко-украинской, армянской, еврейской… По слухам, другой мост, совсем не турецкий, а металлический (советский), который соединял Старый город с его новой промышленной частью и железнодорожным вокзалом, был взорван немцами при подходе наших войск с востока. Зато уж с северо-запада мы свалились на их голову совершенно, как говорится, «внезапу!»
Хоть я в боевой сумятице последнего штурма не участвовал, всё увиденное и пережитое (редкий случай!) словно бы влило в меня новые силы. Я стал себя ощущать если не здоровым, то оживающим, недаром знатоки утверждают, что в наступающих войсках раненые исцеляются куда быстрее, чем в отступающих.
«Если придётся оборонять крепость, следует оценить не столько её историческую важность, столько боевые качества и оборонительные возможности. Выяснить, с какой стороны она лучше защищена фортификациями и рельефом местности, а где её надо подпереть надёжными защитниками. Как в ней перемещаться, если придётся маневрировать — нас ведь для такой махины маловато…» Мы группой стали обходить все сооружения: башни, переходы, подвалы, погреба. Определяли наиболее уязвимые и наименее опасные участки и помещения, обменивались соображениями, подкрепляя их доводами, азартно чертили на земле и на стенах свои тактические схемы, обсуждали распределение людей и как осуществлять связь между ними… Мы всерьёз собирались отстаивать Турецкую крепость и ощущали себя незаурядными воителями.
Удивительное дело: память у меня нормальная, если у неё и есть особое отличие, так разве в том, что я больше запоминаю детали. А тут всё пространство крепости прямо врезалось в память: её стены, подъёмы, спуски, переходы, казематы, дворы, башня возле ворот (она прикрывала выход на замковый каменный мост), сами ворота — низкие, совсем ушли в землю — башня Кармалюка, пожалуй, самая внушительная по размерам, и Новая (тоже не пустяк, она прикрывает крепость с запада)… Больше перечислять не стану, да и некоторые названия забыл, но, поверьте, саму крепость, её опорные точки (не только башни) запомнил на всю жизнь. Когда через много лет пришлось вспоминать, понял: я собирался эту крепость оборонять, вот почему так тщательно её осматривал, готовился добросовестно к её защите. А как ещё можно сохранить жизнь своих подчинённых, тех, кто тебе доверился, да и свою собственную тоже?.. Жар, перепады температуры, может быть, усилили остроту восприятия, придали пафосный оттенок ожиданию баталии, которая могла разразиться здесь в ближайшие часы и минуты. Я никогда не воевал в подобной глухой обороне — не пришлось, а потому мне здесь всё было в новинку, захватывающе интересно…
«Э-эй! Вы, Скорняжные и Полуночные дворы, Польские и Армянские, все одиннадцать башен с бастионами — к бою готовы?!» Но где взять патроны? Где пасутся наши пулемёты — на каждом мотоцикле по штуке, на каждом бронетранспортёре, на каждом танке? Их надо сюда. Скорее, а то поздно будет!.. Где там застряла наша артиллерия?..
Вскоре выстрелы в городе утихли, и батальону приказали оставить крепость и двигаться к центру старого города. Командование вслед за немецким тоже не захотело учиться у турецких знатоков и оставляло крепость, ключевую позицию, без присмотра. Нам надлежало занять одно из роскошных помещений гостиницы — зеркальный зал — и своими силами обеспечить безопасность оперативной группы штаба корпуса и его командира, нашего колючего генерала Евтихия Белова.
Жителей в старой части города оказалось не много. А те, что попадались нам на глаза, держались настороженно, особняком. Передвигались не спеша, с налётом затаённой торжественности. То ли их всех здесь так надрессировали, то ли за время оккупации они сами себя довели до высокой дисциплинированности. Мои умозаключения были признаком возвращения к жизни из условно температурного небытия. Хотя старший военфельдшер Валентин строго предупредил: «Ты не очень-то хорохорься, болезнь странная. Может и повториться».
Три «Б» (баня в боевой башне)
