ЛУЧШАЯ ОПОРА ИСТИНЫ
Не ровен час: всякое бывает.
Народная пословица
Весной Рычкову нечаянно подвернулся случай совершить еще одно, едва не закончившееся для него погибелью, научное путешествие в неведомые ему киргиз-кайсацкие степи.
В ту зиму в Оренбургском крае распространились слухи о том, что волжские калмыки собираются покинуть обетованные места и переселиться в земли своих предков, к границам Китая. Оренбургский губернатор Рейнсдорп сообщил об этом правительству осторожно, с неохотою: бегство целого народа из вверенного ему, генерал-губернатору, края в Петербурге могли истолковать всяко, поскольку даже в самом Оренбурге причины волнения калмыков одни объясняли возмущением их начальников-феодалов, тяготившихся централизованной властью; другие винили калмыцкое духовенство, которое пугало простой народ тем, что русские якобы намерены ввести у калмыков христианство, земледелие, рекрутские наборы. Вместо того, чтобы опровергнуть, пресечь эти подстрекательские слухи и обратиться к калмыкам с разъяснительным манифестом, Рейнсдорп ничего не предпринимал, убежденный, что калмыки поколобродят, повозмущаются, как и башкиры, да и утихнут.
Однако в марте 1771 года десятки тысяч калмыков с женами, детьми и табунами лошадей перешли на левый берег Яика и двинулись на юго-восток, в киргиз-кайсацкие степи.
Из Петербурга в Оренбург пришло тайное предписание уговорить беглецов либо остановить их силою. В погоню за калмыками был срочно снаряжен корпус под командованием генерал-майора Траунберберга, в составе которого находился старший сын Рычкова Андрей, подполковник.
По поручению академика Палласа к корпусу присоединился и Николай Рычков с целью совершить под охраной войска дальнее путешествие в киргиз-кайсацкие степи и описать их. Письмо Палласа застало Николая в Челябинске, и в тот же день он отправился в Орскую крепость, откуда на рассвете 12 апреля вместе с корпусом Траунберберга выступил на восток.
Несколько десятков верст отряд шел вдоль реки Орь, намереваясь в ее верховьях, у подножия Мугаджарских гор, перехватить калмыков. Однако отряд опоздал, преодолев горный перевал, калмыки поспешно устремились к реке Иргиз. Возле перевала они дали бой наседавшим на них киргиз-кайсакам, потеряв при этом много людей и лошадей. Утрачивая коня, калмык лишался главного своего богатства, походная жизнь его становилась сплошным мучением, ибо детей, одежду, пищу ему приходилось нести на своих руках.
Николай Рычков, проходя с отрядом мимо древних развалин, мимо желтого цвета скалистых ущелий, по пустынной, без единого кустика, голой степи, сожалеет, что не имеет времени попридержаться, хорошенько осмотреть и описать дикие места. Отстать же от войска опасно, причем опасность исходила не столько от калмыцких мятежников, сколько от продажных киргиз-кайсаков, которые хватали всякого отставшего или зазевавшегося человека и уводили его в плен. По ночам в открытой степи, продуваемой по-апрельски сырым холодным ветром, становилось так неуютно, что без костров ночлег делался невыносимым. А где взять дров, сушняку, если на десятки верст окрест ни одного дерева? Приладились собирать сухие лошадиные шевяки, которых по степи было много всюду разбросано: в этих местах киргизцы пасли свои табуны. Шевяки горели сильным пламенем и давали столько же тепла, как и дрова.
Несмотря на спешный ход отряда, Николай Рычков все же стремится в путевом дневнике хотя бы кратко охарактеризовать обозримый ландшафт. По восточному берегу речки Камышла его восхищают громадные, крутые, похожие на «древностью опровергнутые здания», почти отвесные горы, между каменных глыб которых находятся кусочки желтоватого прозрачного топаза. Далее, до самых верховьев реки, все долины и нагорья умощены белым блестящим мрамором. «Главнейшее преимущество его состоит не столько в отменной его белизне, сколько в блеске, который испускает он из себя при солнечном сиянии и который чрезвычайно редок в сем роде камня», — отмечает Николай Рычков в дневнике, полагая употребить мрамор для сотворения статуй и великолепных зданий. Предлагает он и способ доставки ценного камня в Россию: судами по реке Камышле, которая впадает в Орь — приток Яика.
Мраморные места занимают более двадцати пяти верст в длину и неизвестно сколько верст в ширину.
Николай Рычков описывает состав почв, скудную степную растительность, солончаки, озера, каменистые берега реки Иргиз, долины, уставленные огромными ворохами дикого камня, мрамора и агата — старинные кладбища киргиз-кайсаков.
Поскольку отряд русских и киргизцы действовали подчас сообща, Николай имел возможность разглядеть и познать некоторые их обычаи. Так, каждый киргизец, выступая в военный поход, имел при себе четыре лошади. Самую лучшую из них берег для сражения. Военная одежда не только богатых киргизцев, но и простолюдинов от повседневного платья отличается тем, что на спине верхней одежды воина нашиваются два мешочка В одном хранится текст молитвы, защищавшей от болезни и неприятельского оружия, в другом — еще одна молитва, делающая киргизца храбрым и неустрашимым. Ружья покупают они в Ташкенте, а порох и пули делают сами.
Нравы у киртзцев, какими они показались Рычкову, не вызывают особой похвалы. Корыстолюбие, лукавство, обман часты у них в обхождении между собою и в общении с русскими. Зато в киргизских женщинах больше естественной красоты и добродушия, нежели в мужчинах.
«При многих случаях, — замечает Рычков, — спасают они пленников от жестокости, приготовляемой для них мужьями их, и сии знаки человеколюбия умножают к ним усердие невольников. Нежность, к которой имеют они нарочитую склонность, нередко разделяют с ними их пленники; но в таком случае жертвуют оба они жизнью своею, когда узнают про то ревнивые их мужья. Сколь ленивы к работе вообще все киргиз-кайсаки, столь трудолюбивы женщины в их народе».
Живут киргизцы по своеобычному закону, что называется Кун. В нем нет каких-либо прав, судебных указов, которые могли бы применяться при разборе разных жалоб и тяжб. Действует у них лишь один строгий древний устав, по которому карается убийца Ему даруют жизнь и свободу, но при условии, если он заплатит родственнику убитого сто лошадей, одного пленника, двух верблюдов, наилучший суконный кафтан, шкуру черной лисицы, одного беркута, кольчугу, ружье и определенное количество зарядов к нему. Если убийца не в силах внести эту плату, то ему помогают его родственники.
Подобно же карается человек, нанесший другому увечье. Только виноватый выплачивает половину того, что отдал бы за убийство.
