Присоединение этой территории к Нормандии серьезно изменило военно-политическую ситуацию в Галлии в целом, что, бесспорно, повлияло на более масштабные события, начавшиеся в 1066 году. Принимая решение о походе через Ла-Манш, Вильгельм мог быть уверен, что никаких угроз его герцогству в Северной Франции не существует. Граф Уолтер и его супруга Биота, также захваченные во время штурма Манса, вскоре скончались при довольно подозрительных обстоятельствах. Клан владетелей Вексена был расколот имущественными дрязгами, и главенствущая роль в нем перешла к представителям боковой ветви. Наследником Уолтера стал его кузен Ральф, который старался не ссориться с Нормандией. В графстве Анжу развернулась острейшая борьба за наследство Жофрея Мартеля, и анжуйские графы даже не пытались использовать территорию Мена в качестве плацдарма для операций против Нормандии. Наконец, значительно усилились позиции Вильгельма и в отношениях с королевским домом Франции. Коронованный в 1060 году Филипп I был еще совсем юн, находился под опекой графа Фландрии и не мог проводить самостоятельную политику. Так уж получилось, что, пока авторитет французского монарха снижался, рос престиж герцога Нормандии, а аннексия Мена многократно увеличила могущество последнего.
В 1064 году герцог Вильгельм с полным основанием мог считать свои шансы на получение давно обещанной английской короны, как никогда, высокими. Он понимал, что главным препятствием на его пути к трону Англии является граф Уэссекса. Герцог стал одним из самых могущественных правителей Галлии примерно в то же время, когда граф Гарольд сумел установить контроль над всей Англией. Эти два человека действовали по разные стороны Ла-Манша, но чем яснее обозначалась приближающаяся кончина бездетного Эдуарда Исповедника, тем очевиднее становилось то, что их интересы рано или поздно пересекутся.
В 1064 году Гарольд отплыл из Бошама Суссекского в сторону континентальной Европы с некоей миссией. Сравнивая три наиболее ранних сообщающих об этом источника, можно с уверенностью предположить, что граф Уэссекса был направлен своим королем в Нормандию, где он должен был от его имени подтвердить дарованное ранее герцогу право наследования английской короны. Мотивы, которыми руководствовался граф Гарольд, соглашаясь исполнить это поручение, неизвестны. Возможно, он посчитал, что отказать королю в сложившихся условиях было бы неразумно, а может быть, надеялся извлечь из пребывания при герцогском дворе определенные выгоды для себя. Как бы там ни было, в Нормандию он отправился. Однако из-за сильнейшего шторма корабль был вынужден изменить курс и пристать в устье Соммы, на территории графства Понтьё. А там, если верить летописи, «царили варварские обычаи», и местные жители «считали потерпевшие крушение суда и всех, плывших на них, своей добычей». Такой добычей и оказался посланник английского короля. Ги, граф Понтьё, приказал схватить его и содержать под стражей в замке Бьюрэйн, расположенном примерно в десяти милях от Монтреюля.
Герцог Вильгельм по достоинству оценил подарок судьбы. Точно не известно, знал ли он о содержании данного Гарольду поручения. Но возможность лично встретиться с графом Уэссекским в столь неблагоприятных для того условиях имела массу плюсов. Не теряя времени, Вильгельм Завоеватель обратился к графу Ги с требованием передать ему пленника и, судя по всему, подкрепил это требование обещанием хорошего выкупа. Ги, с 1054 года формально являвшийся вассалом нормандского герцога, посчитал, что получить от сеньора деньги лучше, чем ссориться с ним. Он привез графа Гарольда в О. Там их уже ожидал герцог Вильгельм с вооруженной свитой. Этот почетный эскорт препроводил посланника Эдуарда Исповедника в Руан. Через некоторое время граф принес свою знаменитую клятву верности герцогу Нормандии, в которой имелся и специальный пассаж, посвященный спорному вопросу об английском наследстве. Вильгельм Жюмьежский прямо указывает, что, присягая, граф несколько раз поклялся в признании права герцога на английский престол. Этот драматический момент был отражен в рисунке на знаменитом гобелене из Байе. Естественно, он не передает содержания клятвы, зато на нем изображены реликвии, на которых она была принесена. Ее точные формулировки приводит Вильгельм Пуатьеский. Согласно его записям, граф Гарольд присягал как представитель «vicarius» герцога при дворе Эдуарда Исповедника. Он дал обещание делать все от него зависящее, чтобы герцог Нормандии стал наследником английского короля, если тот умрет бездетным, а также взял на себя обязательства усилить гарнизоны ряда крепостей, в первую очередь Дувра. Возможно, на той же церемонии, но, может быть, и чуть позже герцог Вильгельм возвел своего нового вассала в достоинство рыцаря Нормандии и (предположительно) пообещал в награду за будущие услуги отдать ему в жены одну из своих дочерей.
Таковы факты, которые можно почерпнуть из самых ранних и достоверных источников. Позже к ним было добавлено множество дополнительных деталей, которые сделали историю похожей на легенду. Так, вряд ли можно считать обоснованным предположение Идмера, утверждавшего, что Гарольд дал свою клятву под угрозой заключения в темницу или был принужден к ней каким-то обманным путем. Конечно, положение, в котором граф оказался в Нормандии, было не простым. Он мог растеряться, ведь в случае отказа дать требуемую клятву он одновременно нарушал и волю своего короля, и спасшего его герцога, под покровительством которого в тот момент находился. Не исключено, что Гарольд присягнул герцогу безо всякого принуждения и даже, как утверждает Вильгельм Малмсберийский, сам был инициатором этой процедуры. Он прекрасно понимал, что борьба за английский трон таит в себе множество опасностей и неизвестно, чем может завершиться. С этой точки зрения принесенную присягу можно рассматривать как попытку хоть как-то обезопасить себя на случай собственного поражения или победы герцога Вильгельма. Тем более, что в дальнейшем он мог отказаться от этой клятвы, заявив, что она была дана под принуждением. Вне зависимости от того, какими соображениями руководствовался Гарольд, герцог Вильгельм явно одержал еще одну политическую победу. Более того, графу Уэссекса перед возвращением в Англию пришлось продемонстрировать свои новые отношения с герцогом на деле. По иронии судьбы он в качестве вассала Вильгельма принял участие в кампании, в результате проведения которой Нормандия еще больше усилилась.
Присоединение Мена, завершившееся к 1064 году, обезопасило западные границы герцогства. Но оставался еще один источник потенциальной опасности – Бретань, и его было желательно ликвидировать. После смерти Алана III в 1040 году номинальным правителем Бретани стал его сын Конан II. Отстоять наследные права Конана, который был еще ребенком, с большим трудом удалось его матери. Против выступил его дядя – Удо Пентиеврский. Их противостояние было длительным и упорным. Только к 1057 году Конан окончательно был признан единственным правителем Бретани. Однако и после этого представители усилившейся в период междоусобицы новой знати периодически отказывались подчиняться своему графу. На это и сделал ставку Вильгельм Завоеватель. Удобный случай представился в 1064 году, когда Конан предпринял очередной поход против бретонских мятежников неподалеку от нормандской приграничной крепости Сен-Джеймс-де-Бюврон. Повстанцы обратились с просьбой о помощи к герцогу, и тот не отказал. Нормандское войско, в котором находился и граф Уэссекса, пересекло труднопреодолимый район дельты реки Кюзнон и неожиданно атаковало армию Конана, осаждавшую Дол. Конан был вынужден снять осаду и отступить к Реннезу. Герцог Вильгельм дошел до Динана, занял этот город, а затем вернулся в Нормандию, оставив Конана и бретонских мятежников разбираться между собой.
