В своей деревне мы встретились с Ниной и тетей. Сколько было радости. Но жить нам вместе долго не пришлось. Осенью заболела и умерла мама. Меня и Нину взяла к себе тетя. У нее я прожила год, а потом она отдала меня в детский дом.
Отец мой с фронта не вернулся.
Таня Семенова (1932 г.)
Полоцкая область, м. Опса, детский дом.
Майской ночью 1943 года несколько партизан во главе с командиром бригады «Пламя» Героем Советского Союза Евгением Федоровичем Филиппских пробирались в деревню Новый Городень. На краю леса Суперж, Блужского сельсовета, Пуховичского района, они наткнулись на немецкую засаду.
Между партизанами и немцами завязался неравный бой. В этом бою Филиппских был тяжело ранен: одна пуля пробила плечо, а вторая — правое легкое. Он упал. Помощник командира бригады Красильников и партизан Мальцев подхватили его и унесли в глубь леса. Остальные бойцы стали прикрывать отход.
В самой чаще этого леса была тайная землянка, в которой партизаны прятались во время опасности. Красильников с Мальцевым и принесли сюда командира. Он был без сознания.
В это время мы с мамой жили в деревне Бобы, в километре от леса. Поздно вечером услышали стрельбу из автоматов и пулеметов. Наскоро одевшись, выбежали на улицу. Стреляли в лесу. Огненные пули то и дело прорезали ночную темноту неба. Мы сразу догадались, что где-то партизаны нарвались на немцев. Долго стояли около забора и думали, что нам делать: бежать прятаться в яму или оставаться дома?
Когда стрельба затихла, мы вернулись в хату. Обождали немного и, убедившись, что опасность миновала, не раздеваясь, легли спать.
Мы уже засыпали, когда в окно кто-то осторожно постучал. Мама быстро подхватилась с кровати и вышла в сени. Скоро вернулась, занавесила окна и зажгла коптилку. При тусклом свете я увидал черноволосого мужчину в военной форме, с автоматом в руке. Это был партизан Колногоров.
По его бледному лицу мама догадалась, что случилось что-то неприятное. Она подошла к нему и с тревогой в голосе спросила, почему он пришел один в такую пору.
— Филиппских ранен, — хмуро проговорил он и рассказал, при каких обстоятельствах это произошло.
— Ой-ой-ой! Как это вы не уберегли такого человека? — простонала мама, схватившись за голову.
Эта печальная весть взволновала и меня. Я уже давно поддерживал связь с этой бригадой и хорошо знал командира. Знакомство наше началось с год назад, когда я показал Филиппских винтовки, спрятанные в дупле осины, в лесу. Как он обрадовался тогда, как благодарил меня за помощь. После этого я отыскивал и относил в бригаду патроны, гранаты и другое оружие, лекарства, которые брал в Тальке у одного знакомого, собирал сведения о немцах и полицаях.
Помню такой случай. Однажды, играя около стрельбища, на котором полицаи обучались стрельбе, я услышал, как один из них сказал:
— Ребята, завтра утром поедем в Гомоновку за хлебом. С нами едут и немцы.
Об услышанном я рассказал разведчикам, которые приходили к нам, а те передали командиру.
На дороге между деревней Гомоновкой и Лапичами Филиппских сделал засаду и поставил мины. Около 40 фашистов и полицаев подорвались на этих минах. Попытка врагов забрать хлеб в деревне Гомоновка была сорвана. Все это я почему-то вспомнил теперь, и мне стало жаль командира.
— А где теперь Филиппских? — спросила мама.
— В землянку понесли, без сознания он, — ответил Колногоров. — Я за лекарством и бинтами пришел. Надо спасать командира.
Мать подошла к окну, посмотрела на улицу и с отчаянием сказала:
— Лекарства найдутся, но как их отнести? Уже рассветает…
Возвращаться в такую пору Колногорову в землянку было опасно: в соседних деревнях располагались немецкие гарнизоны. Они, конечно, слыхали перестрелку и могли выставить патруль и устроить засаду. Я понял это, и у меня неожиданно вырвалось:
— Я отнесу…
Колногоров положил мне на плечо ладонь.
— Куда тебе… Я сам…
— Дядя, вас скорее заметят, чем меня. А если что случится — знаю, что отвечать… Я придумал… Скажу: иду в лес за дровами… Печь нечем топить… Вывернусь как-нибудь…
— Если так, бери лекарства и ступай…
— Быстрее собирайся, сынок, время не ждет, — сказала дрожащим голосом мама, доставая из каких-то потайных узлов лекарства… — Одно плохо, Трофима нет: кто там Филиппских окажет помощь?..
— Доктора найдутся, — сказал Колногоров, — не впервые у нас такое случается…
— Так-то оно так, но не все они могут знать. Скажем, порошок дать нетрудно, да надо знать какой. Дашь не тот — вместо помощи беда будет. Или укол… Женя, ты хоть знаешь, как он делается? И от чего какое лекарство?
— Знаю! — выпалил я.
Мать все же не поверила мне и подробно объяснила, как и что нужно делать. Потом я взял шприц, камфару и другие лекарства, сложил их в полотняную сумку и привязал ее на пояс. Наскоро одевшись, схватил веревку, палку и вышел во двор.
Весенние ночи коротки. На востоке уже начинало светлеть. Я пробрался огородами, колхозным садом и вышел ко ржи. Дорога мне была хорошо знакома: я несколько раз ходил в землянку раньше. Шел быстро, прислушиваясь к малейшему шороху. В соседней деревне и на станции Блужа были немцы и полицаи, и я боялся, чтоб их патрули не нарвались на меня. Но все прошло благополучно. Я быстро пробежал поле и очутился в лесу. Здесь чувствовал себя смелее: есть где прятаться.
Землянка находилась в чаще елового леса, около болота, и была хорошо замаскирована. Над входом в нее росла пышная молодая елочка, ничем не отличавшаяся от десятков других, росших вокруг. Я дернул ее за верхушку три раза и прислушался. В землянке услышали, что кто-то дергает за деревцо — сигналит. Через несколько секунд до меня долетел еле слышный голос:
— Кто там?
— Это я, Женя! — прижавшись к земле, сказал я.
Партизаны знали меня. Через минуту дверь приподнялась, и я по ступенькам спустился вниз. В землянке топилась печка, труба от нее была протянута под землей до самого болота. Перед ней, на нарах, я увидал Филиппских. Он лежал на спине и тяжело дышал. Глаза его были закрыты.
— Лекарства принес, — сказал я и, сняв с себя сумку, подал партизанам.
Те обрадовались.
— Что теперь будем делать? — спросил Красильников у своих товарищей.
— Надо сделать укол, — ответил Мальцев, посмотрев на меня так, будто ждал моего согласия или подтверждения.
До войны мой отец работал ветфельдшером. Во время оккупации он оказывал помощь раненым и больным партизанам. Недавно его арестовали и посадили в Бобруйский концлагерь. До ареста он часто делал уколы при мне. Он всегда при этом говорил, что при тяжелом ранении для поддержки сердца надо вводить камфару. То же самое мне говорила и мама. Об этом я рассказал партизанам. Тогда Красильников и Мальцев осторожно перевернули Филиппских на левую сторону, сняли рубашку и сделали укол ниже лопатки. Потом растерли в стакане таблетку красного стрептоцида и влили ему в рот. За все это время больной даже не открыл глаз.
