Но в тот период, когда происходила агония, в физическом отношении Высоцкий уже превратился в развалину.
Самой трагичной и страшной была последняя неделя жизни Высоцкого. Оксана описала ее так: «Я только не помню, как ходила в институт, как экзамены сдавала. А все остальное помню. Такого прежде с ним не случалось. Ощущение безысходности. Страшно. Он кричал, как раненый зверь…»
В то же время она утверждает, что никто из окружения Высоцкого не верил всерьез, что Высоцкий может умереть в самые ближайшие дни: «Я даже предположить такого не могла. Странно, что это вообще произошло, все были ошарашены. Если бы допускали мысль, что такое случится, наверное, не думали бы ни о какой законности, о репутации. Просто уложили бы его в больницу, несмотря ни на что. Предполагали, что все не настолько серьезно: мы же никогда не сталкивались с этим. Здоровый молодой мужчина взял и умер. Он здоровый, он пересилит это – думали так. А он действительно был очень сильный, спортивный. Занимался боксом, акробатикой, был такой накачанный. Поэтому все и думали, что пересилит, переборет, переживет.
А Володя все предчувствовал. Днем он сказал: «Сегодня я умру». – «Володя, не говори глупости». – «Нет, это вы говорите глупости». Он был спокойный. Я ведь и заснула только потому, что наступила какая-то странная тишина и Володя перестал кричать. Он мне сказал: «Я нормально себя чувствую, иди поспи». – «Да? Ты уверен?» И вот буквально за три часа, что я спала, он, очевидно, умер…
Есть вещи, которые знаю только я и о которых я никогда никому не скажу. Я была счастлива, а если ты любишь человека, то что бы с ним ни происходило, все равно – счастье. Кто знает, как бы все сложилось, если смоделировать нашу жизнь: он бы оставил Марину, женился бы на мне, мы бы родили ребенка. Володя, наверное, так же бы пил, заглядывался бы на других женщин, и, наверное, это было бы для меня трагедией…
Наверное, я какая-то избранница – мне в жизни повезло дважды. У меня был Володя. А потом у меня появился Леня, и я никогда не думала, что такое может повториться. У меня и Леня появился благодаря тому, что в моей жизни был Владимир Семенович… Через два года после Володиной смерти я пришла в театр, и у той же самой администраторской, где познакомилась с Володей, увидела Леню. Попросила прикурить. И для меня было важно то, что он работает в этом же самом театре, что он знал Володю, а тот его очень ценил. Я помню, когда вышел фильм «Тот самый Мюнхгаузен», мы с Володей смотрели его вместе. «Господи, какой потрясающий актер, – говорю я. – Какой-нибудь прибалт?» – «Почему прибалт? Это наш, Ермолай». Леня по своим жизненным принципам похож на него».
Можно сказать, что все ожидали смерти Высоцкого в ближайшем будущем, но его смерть в данный конкретный момент оказалась для всех неожиданностью.
Валерий Янклович признавался: «Ведь все же знали, что Володя должен умереть… Несколько врачей говорили, что это – вопрос времени. Они знали, а Федотов помогал… Это единственный человек, которому Володя доверял полностью. А кому еще он мог позвонить в 4 утра? И Толя вставал, мчался… А у него же семья, дети…»
Вину за то, что окружение Высоцкого было чересчур благодушно настроено по поводу состояния его здоровья, Оксана возлагает на Федотова: «Кто такой Толя? Это человек, который в любых ситуациях пытался достать наркотик. И доставал. В такие моменты Володя ему доверял полностью.
Пытался лечить Володю. Толя был так уверен в себе, что эта уверенность передавалась другим».
В последние годы жизни наркомания фактически изолировала Высоцкого от прежнего круга друзей. Теперь он дружил почти исключительно с врачами и театральными и концертными администраторами, т. е. с людьми, которые могли достать наркотики или помогали заработать деньги на их приобретение или, на худой конец, могли в любое время дня и ночи предоставить в неограниченном количестве водку, коньяк и шампанское, на которые Высоцкий теперь смотрел только как на не слишком удачный заменитель наркотиков.
16 июля состоялся концерт Высоцкого в Подлипках, что в подмосковном Калининграде (ныне Королеве). Именно там располагается знаменитый ЦУП – Центр управления космическими полетами. Вероятно, во время этого концерта Высоцкий пообещал участвовать в сеансе прямой связи с космонавтами, назначенном на 24 июля. Он еще не знал, что концерт в Подлипках станет его последним концертом.
Люди, близко знавшие Высоцкого, в 1980 году уже понимали, что развязка близка, что счет уже пошел не на годы, а на месяцы. Поэтому, когда Ивана Бортника спросили: «А вы считаете, можно было бы уберечь его от беды, что-то могло помочь?» – он с грустью признался: «Нет. Там уже никто помочь не мог…»
В 1980 году Высоцкий написал песню «Грусть моя, тоска моя», которую успел исполнить только однажды – на концерте в Московском НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Габричевского 14 июля. Там были такие строки:
…подобно вредному клещу,
Впился сам в себя, трясу за плечи,
Сам себя бичую я и сам себя хлещу,
Так что – никаких противоречий.
Наверное, в глубине души бард уже осознавал, что губит себя сам, но перебороть недуг не мог. И перед этим концертом на предложение одного из врачей полечиться Высоцкий бодро ответил: «Нет уж, или лечиться, или петь и плясать!»
18 июля Высоцкий последний раз вышел на сцену Таганки. Он играл Гамлета, свою лучшую театральную роль. Этот день оказался насыщен событиями.
Утром Высоцкий сказал Шевцову, что не будет снимать «Зеленый фургон». Тот вспоминал: «Он открыл дверь, улыбнулся – очень характерная ироническая полуулыбка-полуусмешка.
– Заходи. А ты похудел.
– Да ты что-то тоже осунулся, Володя…
– Не буду я снимать это кино, – сказал он мне на кухне. – Все равно не дадут снимать то, что мы хотели. Если уж сценарий так мурыжат, то будут смотреть каждый метр материала.
Сказать по правде, я уже был готов к такому разговору.
– Володя, ты уверен, что твердо решил?
– Что ж я – мальчик? – снова повторил он. – Они, суки, почти год резину тянут. Я ушел из театра, договорился…
– Да обычная история в кино, Володя…
– А мне что с того, что – обычная? Так дела не делают!
– Да. Ты, наверное, прав. – Я предпочел не настаивать. Это было бесполезно.
– Нам надо искать режиссера, – успокоился он. – Может, Юра Хилькевич?
– Да он начинает что-то делать сейчас. Ладно, Володя, о режиссере потом. Уговаривать тебя я не могу и не буду, но мне жалко. Могло быть хорошее кино.
Он подумал и вдруг сказал:
– А вообще-то, мне нужно снимать картину. Вот Вайнеры напишут продолжение для меня… Может быть, мне и ставить?..
– Ты все продумай. Если ты сейчас безмотивно отказываешься – все! Больше у них никогда ничего не получишь. Скажут: «Высоцкий? – Несерьезно!»
