Где первоначально находилась эта лаборатория, мы не знаем. Известно только, что в конце 1920-х (или в начале 1930-х) она перекочевала под крышу Московского энергетического института, а оттуда в 1935 г. в здание Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где стала называться нейроэнергетической. Одной из сотрудниц этой лаборатории — до самого ареста Барченко — являлась Л.Н. Шишелова-Маркова. (По свидетельству Разгона, организатору и директору ВИЭМ Л.Н. Федорову покровительствовал бывший ученик Барченко И.М. Москвин.) О конкретном содержании исследований ученого в этот период (1927–1937 гг.) говорит название его большой монографии, конфискованной НКВД в 37-м: «Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя». И это практически все, что можно сказать о научной работе Барченко в последний отрезок жизни.
Некоторое представление о направлении поисков Барченко во 2-й половине 1920-х гг. дают сведения, содержащиеся в следственных показаниях А.А. Кондиайна. Так, Кондиайн «признался» следователю, что в 1926 г. получил от Барченко «задание» — проникнуть в среду сотрудников Пулковской обсерватории с целью получения данных о «новейших астрономических открытиях». В результате он свел знакомство с заместителем директора обсерватории, астрономом и астробиологом Г.А. Тиховым (тем самым, который ранее тесно сотрудничал с мироведами). Их контакт, правда, оказался малопродуктивным. «Знакомство с Тиховым результатов не дало, т. к. кроме сведений о плане работы Пулковской обсерватории и одной научной работы на тему о „поглощении света в мировом пространстве“ мне других сведений достать не удалось» [315].
Интересно также и сообщение Кондиайна о метеорологе Л.Г. Данилове: «В 1925 г. я был командирован Барченко и Бокием в Винницу с заданием познакомиться с проф. Даниловым Леонидом Григорьевичем и выяснить практические результаты его работы, которой он занимается в течение 20 лет. ‹…› Его работа имеет большое научное значение, т. к. вскрывает весь механизм атмосферы и, в частности, дает возможность предсказывать погоду на долгие сроки» [316]. С Кондиайном Данилов послал в Москву для Барченко свое большое исследование «Теория волновой погоды». (О судьбе этого труда нам ничего не известно, кроме довольно странного заявления Александра Александровича о том, что он был «похищен» другим ученым, метеорологом Б.П. Мультановским, и «переправлен за границу».)
Не меньший интерес у Барченко и Кондиайна вызывала и теория 11-летней периодичности пятнообразования на поверхности Солнца, поскольку она, по их мнению, подтверждала одно из основных положений Древней науки (Калачакры-Дюнхор) о цикличности происходящих в природе процессов. Так, в письме Цыбикову в начале 1927 г., ссылаясь на статью французского астрофизика Эмиля Туше, перепечатанную «Вестником знания», А. В. Барченко писал:
«Для посвященного в тайну Дюнхор не может быть сомнений, что западноевропейская наука случайно натолкнулась в этой теории на механизм, составляющий главную тайну Дюнхор. Пока еще аналитический метод европейской науки мешает ей оценить всю важность этой теории. Но достаточно какому-нибудь вдумчивому исследователю сделать попытку перенести на бумагу, на плоскость картину, аналитически вычисленную проф. Туше, чтобы обнаружилась тайна Дюнхор и других механизмов. А в руках современной техники, уже знакомой с применением ультрафиолетовых и инфракрасных лучей, эти механизмы, открывая механизм действия „малых причин“, механизм космического резонанса и интерференции, механизм стимуляции космических источников энергии, грозят вооружить буржуазную Европу еще более кровавыми средствами истребления» [317].
Барченко и Кондиайн, между прочим, считали, что внутри Солнца находится вещество, не подчиняющееся известным человеку законам. Прорываясь на поверхность, это вещество и образует солнечные пятна. (Речь, конечно же, идет о плазме.)
Одна из тем, наиболее интересовавших в этот период обоих ученых, — это ритмические («унисональные») колебания и их влияние на человека. В архиве К.К. Владимирова удалось обнаружить любопытную рукопись — краткое резюме основных достижений европейской науки того времени (середина 1920-х) [318]. Вот название разделов этой работы: некоторые специфические черты ритмических колебаний, координационные числа неорганических и органических процессов, основы ритмических колебаний, современные представления о структуре вещества, о свете, данные современной науки о лунном свете, о роли солнца в жизненных процессах, данные современной биологии. Возможно, это тот самый материал, который обрабатывали «синтетическим методом» Барченко и Кондиайн.
В своих воспоминаниях Э.М. Кондиайн приводит мысли Барченко об универсальной природной «ритмике»:
«Все в мире ритмично, начиная с движения светил, смены времен года, смены дня и ночи, дыхания, кровообращения до движения электронов. Внешние колебания действуют на живой организм. А. В. не допускал в комнате обои с рисунком. Рисунок, считал он, дает негармоничные колебания, которые разрушают гармоничные ритмы живого организма. А. В. оклеивал стены обоями лицевой стороной к стене и окрашивал обои клеевой краской интенсивно золотисто-оранжевого цвета. Стены получались матовые» [319].
В конце 1926 г. Кондиайны, давно уже подумывавшие о том, чтобы перебраться на юг, уехали в Крым. Поначалу остановились в местечке Азиз под Бахчисараем. К ним вскоре (в марте 1927 г.) присоединился и Барченко, в сопровождении все тех же четырех женщин. Крымский полуостров привлекал к себе его внимание прежде всего своими «пещерными городами». (Согласно учению д'Альвейдра, в Крыму находилась одна из главных колоний черной расы, Таврида — древняя Таврика. Другие колонии — это Египет, Малая Азия, Китай, Япония, Персия и Тибет; метрополией же «цивилизации черных» была Эфиопия — Абиссиния) «Пещерные города» — Тепе-Кермен, Качи-Кальен, Чуфут-Кале, Эски-Кермен, Мангуп и др. — находились в основном в юго-западной части полуострова. «Города» эти состояли как из наземных построек в виде остатков крепостей, монастырей и жилых зданий, так и подземных, вырубленных в толще мягких известняковых пород, помещений, т. е. пещер. В Тепе-Кермене таких пещер насчитывалось 250, в Чуфут-Кале — 167, в Кыз-Кермене — 3. По поводу происхождения и времени создания этих памятников существует три основные гипотезы. Согласно первой, пещерные комплексы были созданы киммерийцами, таврами и скифами в VIII–VII в. до н. э. Согласно второй — это творения ранних христиан, спасавшихся от преследований римлян. И, наконец, существует мнение, что «пещерные города» — это не поселения, а некрополи со склепами, наподобие римских катакомб [320]. Наиболее древние из «городов» (Чуфут-Кале, Тепе-Кермен, Мангуп) датируются VI–VII в. н. э., тогда как большинство монастырских построек относится археологами к более позднему периоду (VIII–IX вв.). В то же время установлено наличие в Крыму пещерных стоянок древнекаменного века, палеолита (80 — 7 тысяч лет до н. э.) [321].
Барченко и Тамиил, по воспоминаниям О.А. Кондиайна (сын А.А. Кондиайна), пытались отыскать среди развалин городищ следы доисторической культуры. Особенно их привлекали загадочные древние орнаменты на камнях, сохранившихся, по-видимому, от построек более архаичного периода. («Современные академические „киты“, — писал Барченко в „Памятке для членов ЕТБ“, — относят пещерные города Крыма — Кавказа к Христианской эре, не понимая, что якобы „христианские“ эмблемы суть механизмы доисторического универсального знания». Например, в его лекции о таро говорится,
