О своём переезде Амбарцумян вспоминал: «После этого прошло сорок лет. Было много и хороших, и плохих дней в течение этих сорока лет, но не было ни одного дня, чтобы я пожалел о переезде. Мои самые сокровенные мечты осуществились».
Далее Амбарцумян вспоминает: «Несмотря на арменоведческую направленность первого выдающегося состава отделения общественных наук, было очевидно, что наука Армении в начале сороковых годов уже созрела для организации Академии. Но за пределами общественных наук положение оказывалось не столь благоприятным. В первый состав не вошли ни философы, ни экономисты. Среди академиков не было ни одного математика. Это было большим недостатком, поскольку современная фундаментальная наука основывается на математике. В физике положение было ещё тяжелее: кроме братьев Алиханянов не было ни одного доктора наук. Старший, Абрам Алиханов[128], уехал в Москву, и в первые годы существования Академии наук посещал Ереван раз в год. Младший брат, Артём Алиханьян[129], возглавлял экспедицию на Арагаце и её вспомогательную лабораторию в Ереване. Эта лаборатория называлась институтом физики и быстро расширялась, так как развитие физики в Армении всячески поощрялось, но сам Алиханьян не преподавал в университете и стремился жить в Москве, во всяком случае, там он занимал какую-то должность.
Большие надежды внушал кандидат наук, физик Норайр Кочарян[130]. Он и ещё несколько других физиков смогли высоко поднять уровень преподавания физики в Ереванском университете.
В Ереване, в разных учреждениях, успешно работали такие люди, как математик Арташес Шагинян[131], геолог Ованес Магакян[132] и другие. Я бы предпочёл, чтобы эти учёные вошли в первый же состав Академии. Впоследствии все трое были избраны в Академию.
Мы хорошо понимали, что в области точных наук нужно выполнить огромную работу, правильно поставить задачи, приобрести современное оборудование и упорно, терпеливо работать. Теперь эта задача была гораздо важнее задачи выбора академиков.
Всего труднее было положение в биологических науках. Конечно, среди академиков первого списка было имя Левона Орбели[133]. Престарелый учёный в Ленинграде имел целый ряд видных учеников, таких как Э. Асратян[134], А. Карамян[135] и др. К сожалению, он только один раз на несколько дней посетил нашу Академию, взволновался и прослезился, когда увидел первые шаги Академии на своей родине. Спасибо и за это!
Одной из больших ошибок Иосифа Орбели было то, что он не включил в первый список московского физиолога Асратяна. Впоследствии мне удалось исправить эту ошибку, и Асратян всегда сотрудничал с молодыми физиологами Армении».
Теперь, по истечении семидесяти лет становится понятным, какие гигантские усилия были предприняты, чтобы с помощью этого небольшого количества учёных создать в Армении огромную систему передовых научных институтов и научных школ. Это было бы невозможно без мощной государственной поддержки и без опоры на мировую, в первую очередь русскую культуру.
Амбарцумян считал, что «истинным создателем и организатором Академии Армении является вся страна, армянский народ, Коммунистическая партия и Советская власть».
Некоторые его коллеги, в особенности после распада Советского Союза, пытались обвинить его в чрезмерной преданности коммунистической системе страны, в конформистском отношении к властным структурам. Однако он гордился Советской страной при всех её издержках и даже худой порядок предпочитал либеральной разболтанности и безответственности. Он был уверен, что для успешной работы академии и её жизнеспособности было необходимо политическое руководство со стороны компартии. Амбарцумян знал и подчёркивал, что первый секретарь ЦК КП Армении того времени, Григорий Артемьевич Арутюнян[136], очень высоко ценил роль и значение Академии наук. Амбарцумян считал, что если бы не усилия Арутюняна, организация академии в разгар ужасной войны была бы невозможной. Решение об организации Академии наук Армянской ССР, принятое в Москве, было подписано Сталиным, и Амбарцумян надеялся, что такое внимание со стороны партии будет продолжаться.
Амбарцумян был убеждённым сторонником сильного, хорошо организованного государства. Государственные интересы он ставил превыше всего, считая это гарантией справедливого, безопасного функционирования личности и общества в целом, планового развития науки и техники страны. Функции государственного деятеля он выполнял, не глядя со стороны, как многие учёные, а находясь в гуще государственных событий. Принимал самое активное участие в подготовке важнейших решений правительства. Он длительные годы подряд был членом ЦК КП Армении и избирался депутатом Верховного Совета СССР. Прекрасно был осведомлён о состоянии дел в народном хозяйстве страны, его промышленности, и тем более науки, и активно влиял на их организацию и развитие.
В 1946 году Виктор Амазаспович впервые был командирован за границу, в Англию, на празднование трёхсотлетнего юбилея Исаака Ньютона. Он любил вспоминать об этой поездке и так описывает свои впечатления в дневнике:
«Ранней весной 1946 года стало известно, что Лондонское Королевское общество[137] хочет устроить празднование юбилея Ньютона. Англичане пригласили все более или менее известные академии участвовать в торжественных заседаниях Королевского общества, назначенных на лето 1946 года в Лондоне. Была приглашена, естественно, и Академия Наук СССР. Президент АН СССР Вавилов имел персональное приглашение. Однако было решено отправить делегацию, состоящую только из четырёх лиц. Главой делегации был назначен А. Е. Арбузов[138] из Казанского университета. В делегацию вошли: выдающийся советский математик Иван Матвеевич Виноградов, радиофизик Борис Александрович Введенский[139] и я. Было решено, что Вавилов пошлёт текст своего доклада через нас.
Состав делегации в точности соответствовал областям научного творчества Ньютона. Ньютон был и химиком, и физиком, и математиком, и астрономом. Я был самым младшим и по годам и по званию (членом-корреспондентом АН СССР), и это была моя первая заграничная командировка. Что касается Виноградова, то он был единственным советским учёным, имевшим титул члена Лондонского Королевского общества (Пётр Капица тоже входил в состав Лондонского Королевского общества, но он был избран действительным членом общества, когда жил вместе с семьёй и работал в Англии). Командировка была интересной.
