Беранже не романтик, но он и не классицист. Один из первых в XIX веке он начал ломать каноны аристократической поэтики, устраняя перегородки между «высокими» и «низкими» жанрами, сближая язык поэзии с языком народа. Один из первых он открыл нового героя литературы и ввел его в свои песни.
Кто из поэтов осмелился сделать героями самых возвышенных своих стихов старых солдат, крестьянок, бедняков из мансард? Только у старинных поэтов вроде Франсуа Вийона и в народной поэзии могли встретиться такие «безродные» герои.
Враг педантизма, косности, тупого подражательства, Беранже, однако, не отрицает значения лучших образцов прошлого для современности. Пусть Мольер и Лафонтен жили и творили в век расцвета классицизма — у них есть чему поучиться, они не устарели. Естественность выражения, ясность мысли, галльская веселость и остроумие — совсем не плохие традиции!
В литературном, как и политическом, движении своего времени Беранже сохраняет позицию «независимого». Он с новаторами, но вне литературных группировок. Школа, принципы которой он закладывает в своей поэзии, сложится позднее. Сам того отчетливо не сознавая, Беранже был одним из первых реалистов во французской литературе XIX века.
И ЗА РЕШЕТКОЙ ОН БУДЕТ ПЕТЬ!
В салоне Лаффита переполох. Беранже объявил, что собирается издать новый сборник, куда войдут его самые дерзкие и боевые политические песни последних лет.
— Как, и «Бесконечно малые»?
— И «Смерть Сатаны»? — хватаются за головы осторожные вожди оппозиции.
— Неужто и «Красного человечка» вы собираетесь напечатать?
Рассказывают, что листки с песнями Беранже иногда попадают на ночной столик Карла X. Король вскакивает как ужаленный, неистово трезвонит в колокольчик, призывая камердинера и слуг. Кто посмел подкинуть к нему эти листки, дышащие ядом? Волны монаршего гнева несутся по всей стране. Красные человечки так и мельтешат в глазах обитателей дворцов и посетителей салонов.
Песенка Беранже «Красный человечек», которая вызывает бурю восторга в гогеттах, бурную ярость властей, а либералов заставляет опасливо кряхтеть и коситься, основана на народном поверье. Каждый раз перед несчастьем, грозящим обитателям королевского дворца Тюильри, в стенах его появляется человечек, похожий на гнома.
Представьте в ярко-красном франта,
Он кривонос и хром,
Змея вкруг шеи вместо банта,
Берёт с большим пером,
Горбатая спина,
Нога раздвоена.
Охрипший голосок бедняги
Дворцу пророчит передряги.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец! —
рассказывает старая дворцовая метельщица из песенки Беранже.
Человечек этот появлялся в девяносто первом году перед низвержением и казнью Людовика XVI; мелькал он во дворце и перед казнью Робеспьера и перед падением Наполеона. А теперь вот уже третью ночь он приходит в Тюильри!
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
Рефрен песни вгоняет в дрожь и короля и всех слуг реставрированной монархии. Еще бы! Прямое предсказание скорого конца!
Гости в салоне Лаффита ежатся. Ведь на них тоже падет тень, если сборник, начиненный порохом, вдруг выйдет в свет. Представить только! Там ведь, в этой книге, будут ко всему прочему и сатиры на его святейшество, главу римской католической церкви: «Папа-мусульманин», «Свадьба папы», «Сын папы» (Брр! Язык не поворачивается выговаривать такие слова!), и святотатственная песня «Ангел-хранитель». К гневу короля присоединится гнев святых отцов. И тогда конец «доброму согласию» партий, которое пытается установить «добрый министр» Мартиньяк с помощью разумных либералов.
— Это выступление подорвет наши позиции в палате, подрежет все наши планы и надежды, — с дрожью в голосе и слегка в нос произносит один из гостей. И другие поддерживают его печальным блеянием.
Беранже оглядывается. А как «молодые его друзья»? Тьер и Минье помалкивают, опустив очи долу. Не хотят замочить лапок! Дипломаты!
А Лаффит так и устремляется к песеннику:
— Дорогой наш друг! Зачем торопиться? Вы сами ведь многим рискуете. Неужели вам хочется скандала? Вторичного процесса? Тюремного заключения? И, может быть, надолго! Ведь все это отразится на вашем здоровье, а оно так хрупко. Мы все хотим поберечь вас!
С миной доброго папаши банкир уговаривает песенника, отведя ею в уголок. Зачем кричать вслух? Лучше потише и повнушительнее.
Напрасны протесты, уговоры, предостережения, они не собьют Беранже с толку, не заставят отступить.
«…Чем настойчивее проповедовали мне молчание, тем острее я чувствовал необходимость прервать его, по-своему протестуя против «слияния», которое сбивало с толку общественное мнение и могло послужить укреплению принципов легитимизма», — признавался Беранже.
Сборник под названием «Неизданные песни» вышел в свет в октябре 1828 года.
Автор поспешил укатить в Нормандию, на берег моря, чтоб успеть набрать в легкие воздуху перед тем, как попасть в тюрьму.
Отдых его был на этот раз очень короток. Один из новых молодых друзей Беранже, писатель Проспер Мериме, известил его, что ожидаемый скандал разразился.
«Но я не очень подвержен страху и к тому же ко всему подготовлен, — отвечал Беранже молодому другу (он недавно познакомился с Мериме и тотчас же оценил его острый ум и литературное дарование). — Его величество, кажется, не нашел мои стихи столь приятными, как мне лестно было надеяться. Что поделаешь? Короли, видимо, сделаны из другого теста, чем мы, жалкие смертные, к тому же наш король за последнее время, кажется, немножко испортился».
Беранже видит, что не только «верхи» общества, но и многие из либералов, которые до сих пор называли себя его друзьями, отшатнулись от него.
«Но я умею ходить без посторонней помощи, — пишет Беранже тому же адресату. — Я еще не настолько испорчен жизнью и достаточно силен, чтобы извлечь пользу из уроков, которые от нее получил». Нет, он не собирается уклоняться от судебного процесса и удирать куда-нибудь за границу, как советуют ему осторожные друзья-либералы. Беранже срочно возвращается в Париж.
Тотчас по приезде он узнает, что без его ведома милейший Лаффит поспешил обратиться к министру полиции Порталису с просьбой добиться отмены процесса или постараться направить судебное расследование в благоприятную для поэта сторону.
Беранже просит излишне заботливого друга избавить его от опеки. «Нет, нет, моя обязанность перед самим собой, перед обществом, даже перед адвокатом — протестовать против подобных действий. Что касается присуждения к минимальному наказанию, то к чему это? Разве это так важно для меня? Наоборот. Чем тяжелее наказание, тем большую ненависть оно возбудит против его вдохновителей, — доказывает Беранже Лаффиту. — Знаете ли вы, что в кафе, на площадях — всюду моим процессом интересуются больше, чем Пруссией, Россией и Турцией? Рыночная торговка сказала в присутствии служанки моего друга: «Этот несчастный Беранже, его опять хотят засадить. Ладно, петь он не перестанет!»
