Итак, первый бой полк с честью выдержал, и воля, слово, присутствие под огнём командира полка здесь сказались в решающей степени. Но дальше стало ясно, что одними внешними боями дела не решить, надо постоянно вести «внутренние бои»: изгонять из полка интриги, зависть, обман, трусость, нерадивость хозяйственных служб, подчас волевую несобранность командиров и опасную для передовой беспечность нижних чинов. Через десяток дней в письме из Старого Самбора об этом говорится: «Думал над некоторыми мудрёными вопросами по управлению полком; надо сделать некоторые шаги против взаимных интриг и некоторой развязности хозяйственной части полка, и я всё взвешивал в голове, как бы это сделать умнее, не лопаясь, подобно ракете. Вчера собирал офицеров, беседовал с ними на разные темы и нравственного, и тактического характера и лишний раз убедился, какой прекрасный состав дал мне Бог, как внимательно они меня слушали…»
Через два-три месяца Снесарев исследует и объяснит себе тончайшие связи полка во всём: от человека до коня, от окопа до кухни… Он увидит и выходы полка на общегосударственное и на духовно-вечное — через службы в церкви, уходящие в небо горные хребты, через интендантство, почту, тыл, газетчиков — во всяких проявлениях: высоких, обыденных, праздничных, забавных, грустных, тягостных, недобрых и т.п. Он видит, что и в этой войне, более «железной», чем прежние, оправдывает себя связка: человек — оружие — конь. Конь — статья особая. Перед глазами Снесарева прошли тысячи лошадей самых разных пород. С десяти лет он уже был цепким наездником, и надолго с конём не расставался. Огромная лошадиная лава (когда-то мирные косяки, табуны) — в Сводной казачьей дивизии. И перед войной, и в войну у него были свои и высокоценимые лошади. Маша (Галя) ещё недавно тяжело раненная, вынесла его из пекла, оказалась спасительницей, и он ревностно оберегал её: щадил и холил. Жеребец Легкомысленный вполне оправдывал свою кличку: он не боялся человеческого крика, орудийного грохота, мог, не слушаясь поводьев, устремиться хоть по крутой горной тропе, хоть с обрыва, хоть под пули. Наконец, редкостной красоты, на загляденье был жеребец Орёл, но его в трудный, рискованный час не возьмёшь: он маловынослив, годился более для праздничного действа, для парада, но на передовой «парадиться некогда»…
И, конечно, силой, бывшей выше и человека, и изобретённого им оружия, и прирученного им коня, от дней творения оставалась сила Неба, сила Бога, кроткая сила Церкви, и Снесарев это чувствовал, может, и генетически, как выходец из духовного сословия, истового рода истовых священников; и он всегда заботился, чтобы в полку отмечались религиозные праздники, православные, мусульманские, чтобы молитва сопутствовала солдату в утренний и вечерний час, чтобы каждый погибший был отпет, и чтобы после атак и контратак быстро выраставшие кладбища были ухоженными. Он любил бывать в горных русинских церковках, не озадачиваясь, какой там чин преобладал — строго православный или униатский: образ Христа, душа Христа в христианской церкви присутствуют неизменно.
В войне люди гибнут во всякое время и на всякой местности. Но война в летние месяцы совсем не то, что в зимние, когда всё окрестное цепенеет, словно в глубоком сугробном плену, когда глубоко легшие снега не дают двигаться ни человеку, ни машине, ни коню, когда мороз бьёт всё живое двадцатью-тридцатью, а то и более градусами. Разумеется, и война в горах куда тяжелее, нежели на равнине. Командующий армией, принявшей на себя значительные тяготы первого года войны в Карпатах, генерал Брусилов в своих воспоминаниях сетует, что выпала «борьба не только с врагом, но и с природой и климатом. Каждый хребет, каждая гора, каждый лес были задолго, заблаговременно укреплены, приходилось шаг за шагом сбивать противника с сильных природных позиций, карабкаться по обледенелым скатам, дни и ночи проводить в боевых частях при сильных морозах».
В конце декабря на Юго-западном фронте наступило затишье. На других — и вовсе. Кампания 1914 года никому не дала реального перевеса. Никому не дано было одержать победу в битве, которая бы решила исход войны. Германский «блиц» не удался, но и Антанта понесла потери огромные.
В новогоднюю ночь Снесарев подводит итоги фронтового полугода, что он и что Россия потеряли… А что приобрели? Он ещё более, чем в мирной жизни, убедился, что без семьи и родины — человек, даже талантливый, часто пустоцвет. Он тысячекратно увидел и прочувствовал справедливость поговорки: кому война, а кому мать родна. Он понял, что когда иррациональные силы начинают двигать колесницей истории, мало что зависит от человека, и всё же зависит! А Россия шла своим жертвенным путём, и эту её провиденциальную, святую жертвенность никто, кроме Господа Бога, отменить не мог.
Да никто, или почти никто, в западном мире и понять не мог, как и не мог оценить.
В 1915 году по России пришёлся главный удар Серединных стран. Иначе называя — Центральных держав. Исторически, пожалуй, некорректно называть их Тройственным союзом (такое название было в ходу и в политических кругах, и в дипломатических бумагах), ибо третья союзница — Италия, ещё не успев услышать выстрел со стороны Антанты, уже подумывала, как изменить немцам, почувствовав будущий окончательный успех не за ними; а может, и оттого ещё апеннинский союзник был ненадёжен, что итальянскому общественному сознанию неприятен был стародавний австрийский пресс, вечно нависавший над Италией австрийский меч. В январе — феврале в Восточной Пруссии немцы предприняли Августовскую операцию, стремясь окружить Десятую армию Северо-западного фронта. Русских потеснили. Но успех полугодичной давности (разгром русских у Мазурских озёр) повторить не удалось. Между тем и в Карпаты перебрасывались немецкие полки, дивизии, корпуса… Русские армии были сильно ослаблены, не хватало офицеров, ещё катастрофичней — унтер-офицеров, более других погибших. Натиск австро-германских войск в феврале усилился, особенно на фронте Самбор — Стрый — Долина. Наступательно — атака за атакой — продвигалась австрийская армия генерала Лизингена, бои — почти беспрерывные.
И вдруг — гром с ясного неба — 9 марта 1915 года гарнизон крепости Перемышль поднял белый флаг. Сто двадцать тысяч солдат, две с половиной тысячи офицеров взяты в плен. Трофеи — около тысячи орудий. Это была победа, небывалая на всех операционных направлениях Антанты, но для русских в Карпатах — и последняя.
Снесарев всё время находился на передовой. В его письмах много размышлений о фронтовой обстановке, об ответственности командира полка, о способах поднимать воинов в бой, о чувстве полкового содружества, о душе русского солдата, способной быть и жёстко-отважной, и мягко-милосердной, и сострадательной к врагу. Зарождается идея будущей книги «Огневая тактика».
