— Где уж… — сказал Багрянский, прикрывая дверь. — Мое почтение.
— Кто там? — спросил Новиков слабым голосом.
— Спите, Николай Иванович, — строго сказал Багрянский. — Это так, люди о вашем здоровье спрашивали.
Возвратившись в Москву, Олсуфьев остановил кибитку у Петровского дворца, где обитал генерал-губернатор, велел чиновникам книги и письма нести в сени и побежал с докладом.
Князь Прозоровский слушал его небрежно, пропуская мимо ушей подробности. Было ясно, что подчиненный пробует себя оправдать.
— Да где он? — спросил князь, прерывая речь Олсуфьева.
— Кто?
— За кем вы посыланы были. Государственный преступник, что слывет Новиковым.
— Николай Иванович Новиков болен, и ехать ему не способно, — заробев, сказал Олсуфьев. — А при нем состоит городничий с хожалыми.
— А-а-а! — закричал Прозоровский. — Упустили злодея! Он вас вокруг пальцев обвел, прикинулся больным и на вас туману напустил, отвел вам глаза — они это умеют. Злейший масон оставлен на воле! Он теперь Москву подожжет, а я отвечай перед государыней! Скачите за ним тотчас же. Или нет, вас опять обманут. Тут дельный человек надобен. Ступайте к себе, с вами займемся после.
Оставшись один, Прозоровский перебрал в памяти верных людей, шепча фамилии бескровными губами. Наконец он щелкнул пальцами и подошел к письменному столу. Выбирая очинённое перо, пробовал на пальце расщеп — слишком мягкое могло поставить кляксу. Но вспомнил, что писать не государыне, где за почерком надо следить, с маху нацарапал записку и захлопал в ладоши.
— Дежурного офицера, — сказал он вошедшему лакею. Офицер явился, выслушал приказание, уехал и через час ввел в кабинет князя гусарского майора.
— Здравствуйте, князь Жевахов, — сказал ему Прозоровский. — И простите, что потревожил в неуказное время. Но дело самонужнейшее, государственное и отлагательства не терпит. Ведомо ли вам, кто есть розенкрейцеры?
— Никак нет, ваше сиятельство, — зычно, как на смотру, рявкнул Жевахов.
— А кто такие масоны, знаете?
— Такие в гусарских эскадронах не служат, ваше сиятельство. Это кто мяса не ест, книги читает и баб не щупает, — отрапортовал Жевахов.
Прозоровский осклабился.
— Не то вы говорите, да, впрочем, оно даже и лучше, что так. А масоны, сударь, хуже раскольников, и в Москве они печатают книги, наполненные дерзкими искажениями, благочестивой нашей церкви противными и государственному правлению поносительными. Государыня императрица их трактовать изволит злодеями.
— Так точно, ваше сиятельство! — радостно крикнул гусар.
— А опаснейший русского народа враг и соблазнитель — Николай Иванович Новиков. Знаете такого?
— Никак нет, ваше сиятельство! — еще радостнее откликнулся Жевахов.
— Подойдите ближе, — сказал Прозоровский.
Он долго объяснял Жевахову задачу и отпустил майора только поздно вечером, наказав пускаться в путь, как соберет он команду.
На следующий день авдотьинские крестьяне с тревогой увидели гусар, строем по три бойко, рысивших к новиковской усадьбе. Впереди ехали офицеры, и старший из них, с черными усами, обнаженным клинком показывал на мост через реку и ближний лесок… Тотчас двое гусар поскакали к мосту и спешились.
— За барином приехали, — сказал один из мужиков.
— За ним, сердечным, — согласился другой. — Теперь ужо будет ему за фальшивую монету.
— А как же, — сказал третий. — Хоть ты и кормишь народ, а сполнять надо все по закону. А то я червонцы стану делать, ты червонцы — куда же это годится?
Команда остановилась у дома помещика. Майор Жевахов спрыгнул с коня, передал поводья коноводу и вступил на крыльцо. Из окон глядели испуганные лица домашних Новикова.
Жевахова встретил доктор Багрянский.
— Что вам угодно, господин офицер? — спросил он.
— По указу ее императорского величества, — гулко крикнул Жевахов, отстраняя рукой Багрянского. — Куда идти?
— Больной наверху, — ответил доктор, — его нельзя трогать, у него спазм.
В дом, гремя саблями, вошли подпоручик и шестеро гусар. За дверью в столовую раздался отчаянный детский плач, безудержно рыдали взрослые обитатели усадьбы.
— Прикажи заложить барскую кибитку, — бросил майор Багрянскому, поднимаясь во второй этаж. — Подпоручик, сюда!
Через несколько минут гусары снесли Новикова вниз и усадили в кресло.
— Лошади готовы, — сказал возвратившийся Багрянский. — Как вам не стыдно мучить больного человека? — закричал он Жевахову, увидев своего пациента.
— Офицер не виноват, — тихо сказал Новиков, приоткрывая глаза. — Это воля государыни…
Жевахов оглядел Новикова. Он в самом деле был очень плох.
— Если вы доктор — поедем, — приказал он Багрянскому.
Гусары подняли кресло с Новиковым и пошли к выходу.
В доме услышали прощальный звон бубенцов.
После отъезда команды Жевахова дети Новикова, напуганные арестом отца, забились в припадке. У них открылась эпилепсия.
Кибитка с конвоем летела в Москву.
Перепрыгивая через ступеньки, Жевахов взбежал по лестнице в кабинет князя и отдал рапорт:
— Честь имею доложить, ваше сиятельство, со вверенной мне командой издателя Новикова доставил!
— Спасибо, братец, — ответил Прозоровский. — Рук ему не вяжите, авось не бросится сразу. И ведите наверх.
Прозоровский ужасно боялся Новикова. Он так ликовал, заполучив пленника, что после Кирилл Разумовский сказал:
— Вот расхвастался, будто город захватил! Старичонку, скорченного геморроидами, взял под караул; да одного бы десятского или будочника за ним послать, так и притащил бы его!..
Когда Новикова втолкнули в кабинет, Прозоровский сидел за столом и перелистывал бумаги. Поодаль за конторкой писал секретарь. На стук двери он поднял голову и при свете оплывающих свечей с любопытством оглядел вошедшего.
Новиков молча смотрел на князя. Его била мелкая дрожь, по лицу катились капли холодного пота. Он был измучен дорогой и усилием воли заставлял себя держаться на ногах.
— Кто таков? — наконец спросил Прозоровский.
Новиков назвал себя. Голос плохо ему повиновался.
— Не слышу. Громче говорите! — приказал князь.
Новиков повторил сказанное.
— О вас мне пишет ее величество, и я обязан ответствовать незамедлительно о ваших злонамеренных поступках. Извольте отвечать, — Прозоровский снова посмотрел в бумаги, — как вы прибрели ваше состояние, не стяжавши ни по рождению, ни по наследству, ниже другими законными средствами никакого имения?
