Я разделял их тревогу. Однако я хотел до конца действовать осторожно, щадя чувства доблестного солдата, который за время своей службы имел столько выдающихся заслуг и семью которого, захваченную врагом, в это время подвергали жестоким преследованиям.
На Корсике вскоре все уладилось. Я прибыл туда 8 октября и провел на острове три великолепных дня. Мой визит развеял все тени. В Аяччо я обратился к народу на площади мэрии. Мне была оказана такая горячая встреча, что в первых словах своей речи я счет нужным сказать: "Сегодня всех нас вздымает высокая волна национального энтузиазма". Я одновременно воздал должное и корсиканским патриотам, и африканской армии. Я отметил полное крушение вишистского режима. "Что же осталось от пресловутой национальной революции? - воскликнул я. - Как случилось, что множество портретов и значков были в один миг заменены героическим Лотарингским крестом?.. Стоило только первому освободительному дуновению пронестись над корсиканской землей, как эта частица Франции в едином порыве повернулась к военному правительству, единству, республике".
Затем, заметив, что мой голос раздается "из самого сердца латинского моря", я заговорил об Италии. Я подчеркнул, до какой степени нелепы претензии нашего латинского соседа, который вступил в чудовищный союз с немецкой алчностью и, ссылаясь на наш упадок, пытался захватить Корсику. Восстановив справедливость, завтрашняя Франция не будет питать враждебных чувств к родственному нам народу, которого не отделяют от нас никакие непреодолимые разногласия. В заключение я сказал: "Победа близка. Победит свобода. Можно ли сомневаться, что это будет и победа Франции?"
В Аяччо я убедился, что префект Люизе, военный губернатор Моллар и мэр Эжен Маккини оказались вполне на месте. Корте сотрясался от приветственных криков, однако хранил свою гордую суровость. Я отправился в Сартен. Затем посетил Бастию; ее улицы были завалены обломками: перед уходом немцы взорвали или подожгли крупные склады военного снаряжения и боеприпасов; печальную картину представляло собой это кладбище техники. На глазах у первых жителей, вернувшихся в свои дома, генерал Мартен представил мне победившие войска. Повсюду группы вооруженных добровольцев высказывали законную гордость, что они поддержали славу Корсики, сражаясь за Францию. В каждой деревне, где я останавливался, я видел самые трогательные демонстрации, а размещенные там итальянские солдаты не скрывали своей симпатии к нам. Меня встречали и провожали, бросая мне в лицо рис в знак приветствия, по корсиканскому обычаю, под треск автоматов освободителей.
Через месяц перестройка алжирского комитета была завершена. Этого требовала также и собравшаяся в начале ноября Консультативная ассамблея. Совершив опасное путешествие, к нам прибывали представители Сопротивления. Они дали нам представление о состоянии умов и свежий ветер ворвался в учреждения, на заседания и на страницы прессы Алжира. Делегаты публиковали врученные им избирателями послания, выражающие доверие де Голлю. Они с увлечением говорили о подпольной борьбе, ее героях и нуждах. Они были неистощимы, создавая проекты будущего для своего народа. Покончив в правительстве с двоевластием, я решил привлечь в него людей, приехавших из Франции.
В октябре Комитет освобождения по моему предложению вынес постановление о том, что отныне его будет возглавлять лишь один председатель. Сам Жиро подписался под этим документом. Впрочем, предвидя возможность посылки в Италию французского экспедиционного корпуса, Жиро вновь возымел надежду, что союзники призовут его, чтобы возглавить командование войсками на полуострове. 6 ноября, в присутствии и с полного согласия генерала Жиро, Комитет "попросил генерала де Голля приступить к изменениям, которые он считает нужными провести в составе правительства".
Это и было осуществлено 9 ноября. Через год после кровопролитной высадки англо-американских войск в Алжире и в Марокко, через пять месяцев после моей рискованной поездки в Алжир национальная воля, как ни была она подавлена и заглушена, все же сумела себя проявить. Эта воля была столь очевидна, что ее противники были вынуждены таиться и скрывать свое недоброжелательство. Что касается союзников, то им пришлось примириться с тем, что воюющей Францией управляет французское правительство. Они перестали теперь ссылаться на "военную необходимость" и на "безопасность коммуникаций", и им пришлось в своей политике считаться с тем, что они не в силах были изменить. Общее дело от этого только выиграло. Я же чувствовал себя достаточно сильным и был уверен, что завтра борьба и победа других стран станут также борьбой и победой Франции.
Близится зима. По всем признакам - последняя зима перед решающими военными действиями. Но какая же власть установится завтра в Париже? И что сделает эта власть? Вот животрепещущие вопросы, которые горячо волную все умы. Ведь речь идет не об отдаленной перспективе, но о близком будущем. Еще некоторое время кровь и слезы могут заглушать политический спор, его может затушевывать принуждение, сковывающее общественное мнение. Несмотря ни на что, он начался -не только между должностными лицами и в недрах канцелярий, но и в мыслях огромной массы французов; этот спор ведет и большое количество иностранцев. Все теперь знают, что Франция скоро воскреснет. Все задаются вопросом, какою же она будет.
Именно это я и имел в виду, когда произвел в начале ноября 1943 перемены в составе Комитета освобождения. В начинавшемся переломном периоде стране было особенно необходимо единство. Я хотел, чтобы единство было и в правительстве. Пусть каждая из крупнейших партий, или, лучше сказать, духовных семейств, на которые издавна делится французский народ, будет представлена в Комитете людьми, политическое лицо которых всем известно. Но ведь войну ведет и Сопротивление, некоторые из его руководителей, еще не имеющие определенных ярлыков, тоже должны занять место возле меня. Наконец, должны войти в Комитет выдающиеся специалисты, которые помогут в его деятельности своими знаниями и усилят его авторитет.
Анри Кэй, государственный комиссар, и Пьер Мендес-Франс, комиссар финансов, - радикалы, члены парламента. Андре Филип, осуществляющий связь между Комитетом и Консультативной ассамблеей, Андре Ле Трокер, комиссар по военным делам и авиации, Адриен Тиксье, комиссар труда и социального обеспечения, - принадлежат к партии социалистов; Луи Жакино, комиссар морского флота, - депутат из группы умеренных; Франсуа де Мантон, комиссар юстиции, - один из руководителей христианских демократов. Вот отряд политических деятелей: Рене Плевен - комиссар по делам колоний, Эмманюэль д'Астье - комиссар по внутренним делам, Рене Капитан - комиссар народного просвещения, Андре Дьетельм - комиссар по вопросам продовольствия и промышленного производства. Анри Френэ - комиссар по делам военнопленных, депортированных и беженцев, - все это деятели Сопротивления, до сих пор как будто не примыкавшие к тому или иному течению. Генерал Катру государственный комиссар по делам мусульман, Анри Боннэ - комиссар информации, Рене Массигли - комиссар по иностранным делам, Рене Мейер комиссар связи и торгового флота, Жан Моннэ - комиссар по делам продовольствия и вооружения, командированный в Соединенные Штаты, - все это люди весьма полезные по своим достоинствам и известности, которой они пользуются. Не имея формального соглашения со стороны церковных властей, я не могу, как бы мне того не хотелось, ввести в правительство монсеньера Энки.
