Полет обратно был трудным, самолет сильно трясло, особенно при снижении, он плохо слушался рулей, командиру корабля с трудом удавалось удерживать его в горизонтальном положении. Успокаивало экипаж только одно: два могучих сердца — моторы — работали бесперебойно.
Еще в полете летчик Зенцов и штурман Гнеденко осмотрели самолет и обнаружили в хвостовой части фюзеляжа три большие пробоины с разорванной дюралевой обшивкой, они были причиной сильной вибрации самолета. Кроме того, были разбиты рули высоты и поворота, оба бортовых пулемета были выбиты из гнезд и разбиты. Парашюты экипажа, висевшие в фюзеляже, имели много пробоин. В случае, если бы самолет стал разрушаться от вибрации, покинуть его экипажу было бы не на чем.
Обстановку на корабле Маркирьев доложил на КП и попросил обеспечить его самолету внеочередную посадку на своем аэродроме. Он решил продолжать полет. Это было правильное и мужественное решение. Все, кто был на борту, четко выполняли свои обязанности. Маркирьев чудом привел свой израненный корабль и с ходу, без традиционного круга, отлично посадил его на своем аэродроме.
На стоянке у самолета Маркирьева собралось много народу. Приехал командир дивизии гвардии полковник И. И. Глущенко. При осмотре самолета обнаружили 250 пробоин, не считая огромных дыр в хвосте! Было много пробоин и в местах, где обычно находятся члены экипажа в полете. Просто не верилось, что никто из них не получил даже царапины — как будто пули облетали их стороной.
Командир дивизии поблагодарил экипаж за умелые действия при выполнении боевого задания, проявленное мужество при схватке с немецким истребителем, самоотверженность и выдержку при пилотировании сильно поврежденного в воздушном бою самолета. Прощаясь, Глущенко усмехнулся:
— Теперь у гвардейцев есть заколдованный экипаж!
Через день из штаба корпуса пришло сообщение: партизаны подтвердили, что в ночь на 23 августа был сбит немецкий истребитель, который упал северо-восточнее Рославля. Воздушный стрелок гвардии сержант Ермольев был награжден орденом Отечественной войны I степени.
При нанесении удара по железнодорожному узлу в Рославле экипажами были выполнены все указания штаба авиакорпуса, за исключением полета строем. Большинство групп дошло до цели в строю благополучно, но после бомбометания многие потеряли своих ведущих и возвратились на аэродром в одиночку. Полет ночью в строю, хотя и в составе небольших групп, оказался делом нелегким и в дальнейшем не практиковался. Но этот боевой вылет еще раз подтвердил, что при сосредоточенном ударе встреч с истребителями противника намного меньше, а следовательно, меньше и потерь.
За отличные боевые действия в районе Орловско-Курской дуги и на брянском направлении приказом Верховного главнокомандующего нашему авиакорпусу было присвоено наименование Брянского.
Радостно было сознавать, что и мы были среди отличившихся участников исторической битвы, завершившей коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны.
До 20 сентября наш полк участвовал в бомбардировке долговременных узлов обороны гитлеровцев в районе Духовщины, поддерживал наступление Красной Армии на смоленском направлении. За это время самолеты полка провели 20 воздушных боев, в которых фашистским стервятникам не удалось сбить ни одной нашей машины.
Прежде, как правило, гитлеровцы атаковали наши самолеты в одиночку, стараясь использовать внезапность. Они незаметно подходили к бомбардировщику снизу сзади в «мертвый конус» и с близкой дистанции открывали огонь. Если же экипаж бомбардировщика вовремя обнаруживал противника и воздушные стрелки огнем из пулеметов не подпускали его близко, то вражеский истребитель пытался сбить наш самолет, атакуя с дальней дистанции.
Теперь вражеские истребители стали подстерегать наши самолеты парами и даже небольшими группами по четыре-пять самолетов. При атаке парой один из атакующих демонстрирует ложную атаку, открывает огонь с дальней дистанции, привлекая к себе внимание экипажа атакуемого самолета; в это время другой вражеский истребитель незамеченным подкрадывается под хвост бомбардировщика и открывает огонь в упор. В лунную ночь атакующий вражеский истребитель заходит для атаки со стороны луны, маскируясь ее серебристым сиянием, а демонстрирующий ложные атаки — с темной стороны горизонта, при этом периодически зажигает фары, чтобы наверняка привлечь к себе внимание. Огонь гитлеровцы стали вести по башням турельных пулеметов, стараясь в первую очередь поразить воздушного стрелка, а затем по центроплану и плоскостям местам расположения бензобаков. В светлые лунные ночи противник использовал истребители Ме-110, Ме-109 и даже ФВ-190, в темные ночи и в сложных метеорологических условиях в основном истребитель Ме-110 и бомбардировщик Ю-88, специально переоборудованный под ночной истребитель. На отдельных немецких самолетах уже в то время были установлены радиолокаторы, позволяющие врагу находить наши бомбардировщики даже в облаках и атаковать их с дистанции 50–100 метров.
Командование авиакорпуса, дивизий и полков все время принимало меры по боевой подготовке экипажей, совершенствованию тактических приемов воздушного боя и нанесения бомбардировочных ударов. Командиры и штабы организовывали и проводили огневые конференции полков и дивизий.
Конечно, в бюллетенях, выпускаемых по итогам этих конференций, инструкциях и приказах были далеко не полные рекомендации, как лучше выполнять полет на боевое задание и как вести себя при встрече и в бою с истребителями противника, но, как показал опыт, именно эти документы заложили основу той системы противодействия противовоздушным силам противника, которая позволила в дальнейшем свести наши потери к минимальным.
Помимо боевых действий на Орловско-Курской дуге, в августе наш полк участвовал в наступательной операции войск Ленинградского фронта по разгрому мощного долговременного узла сопротивления противника в районе Синявино Мга. Линия нашей обороны южнее Ладожского озера проходила по болотистой местности перед Синявинскими высотами. За этими высотами с мощными опорными пунктами находился Мгинский укрепрайон противника с сетью железных и шоссейных дорог.
Чтобы максимально использовать самолетный парк полка, все исправные самолеты перегнали на аэродром в Мякишево и с него производили боевые вылеты в течение пятнадцати дней. Поскольку цель была недалеко, мы за счет горючего увеличивали бомбовую нагрузку самолетов до полутора-двух тонн крупнокалиберных бомб.
Использовав все имевшиеся запасы бомб в Мякишеве, мы вернулись на полевой аэродром в Монино и оттуда до конца месяца летали на задания по содействию войскам Ленинградского фронта.
