В ту ночь мы тихо выскользнули из дому и пошли в бар на дискотеку. По дороге я вспоминал, как ходил на танцы с друзьями, когда учился в средней школе. Я даже помню, что это были «тематические» вечера с разными названиями: «Снова в школу», «Переменка», «Ночь Боба Марли» и так далее. Мы веселились до рассвета, а потом снимали промокшие от пота рубашки и шли в интернат, наслаждаясь утренним ветерком, овевавшим наши разгоряченные тела. Тогда я был по-настоящему счастлив.
– Ну, вот мы и пришли, – объявил Элли, дернув меня за рукав и прищелкнув пальцами. У клуба толпилась молодежь, все стояли в очереди на вход. Юноши были хорошо одеты – в тщательно отглаженных брюках и аккуратно заправленных в них рубашках. Рядом с ними стояли девушки в красивых цветастых платьях и на каблуках, из-за чего некоторые из них казались выше, чем их кавалеры. Губы у девушек были ярко накрашены. Элли возбужденно переговаривался с кем-то, стоящим впереди. Я ждал молча, рассматривая цветные лампочки у входной двери. Кроме них, там еще был большой синий прожектор, в свете которого белые рубашки приобретали необычный оттенок. Наконец мы подошли к двери. Элли заплатил за нас обоих. Музыка показалась мне очень громкой, а может, я просто отвык – не был в пабе уже много лет. Я прошел за братом в бар, мы отыскали столик и уселись на высокие табуретки.
– Я пошел на танцпол, – громко прокричал Элли, чтобы я его услышал. И он растворился в толпе. Некоторое время я сидел, оглядывая помещение и посетителей, а потом потихоньку начал танцевать где-то в углу площадки. Вдруг какая-то девушка с очень темной кожей и ослепительной улыбкой схватила меня за руку и в мгновение ока вытащила в самую середину. Она танцевала рядом. Я оглянулся на Элли, который к тому времени стоял у стойки. Он показал мне поднятый большой палец. Я стал вслушиваться в ритм, и он быстро проник в самую глубину моего существа, не оставив места для посторонних мыслей. Мы с девушкой протанцевали композицию в стиле рэггаморфи[39], а потом начался медленный танец. Моя партнерша притянула меня к себе, так что я даже слышал биение ее сердца. Я мягко взял ее руку, и мы покачивались в такт музыке. Она пыталась заглянуть мне в глаза, но я отвел взгляд. В середине песни какие-то старшие ребята увели ее к выходу, но ей удалось повернуться и помахать мне.
– А ты, парень, быстрый. Я все видел! – Элли снова подошел ко мне. Он развернулся и пошел к барной стойке, и я следом за ним. Мы встали спиной к бару и лицом к танцполу. Брат улыбался.
– Да я ничего такого не делал. Она просто захотела потанцевать со мной. Не мог же я ей отказать, – оправдывался я.
– Точно, ничего не надо говорить, и женщины сами побегут за тобой, – сказал он шутливым тоном.
Я не хотел больше поддерживать беседу. На меня накатили воспоминания о том, как мы напали на маленький городок, как раз когда в местной школе шла дискотека. В моей голове снова зазвучали крики испуганных учителей и учеников, перед глазами встала обагренная кровью танцплощадка. Элли дотронулся до моего плеча и вернул меня к действительности. Я улыбнулся, но на душе было тоскливо, и утолить эту горечь было трудно.
Мы протанцевали до утра и вернулись до того, как дядя проснулся.
Через несколько дней я один отправился вечером в тот бар и встретил там девушку, с которой танцевал. Ее звали Зайнаб.
– Прости, что в прошлый раз так получилось, – сказала она. – Мой брат решил вернуться домой, и мне нужно было уйти с ним, иначе бы родители стали беспокоиться.
На этот раз она, как и я, пришла одна.
Я встречался с ней три недели. Но потом она стала задавать слишком много вопросов. Откуда я родом? Каково мне было расти «в глуши»? Она называла провинциальную часть страны особым словом на крио, которое было в ходу в основном во Фритауне. Так здесь именовали отсталые сельские районы с простыми нравами и традиционным укладом жизни. Я не хотел подробно рассказывать о себе, и вскоре Зайнаб решила, что не стоит иметь со мной дело. Та же история повторялась, когда я встречался с другими столичными девушками. Они хотели побольше узнать обо мне, но я не желал открываться. Меня все это не сильно беспокоило. Одиночество мне было по душе.
Лесли приехал, чтобы навестить меня и узнать, как идут дела. Он поинтересовался, как я себя чувствую. Мне очень хотелось рассказать ему о недавнем жестоком приступе мигрени, сопровождавшемся страшным видением. В моем сознании всплыл образ сжигаемой деревни; множество голосов молили о помощи. В тот момент мышцы шеи страшно напряглись, а голова отяжелела, будто огромный камень навалился на плечи. Но вместо того, чтобы пожаловаться на все это, я заявил Лесли, что все в порядке. Он вынул блокнот и стал что-то писать. Покончив с этим занятием, он повернулся ко мне:
– У меня есть предложение. Очень серьезное.
– Я заметил: вы всегда приносите интересные известия, – пошутил я.
– Это очень важно, – повторил он, еще раз посмотрел в блокнот, а потом произнес: – Вскоре будет проводиться собеседование, чтобы отобрать двоих ребят, которые поедут в штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке. Они должны рассказать о жизни детей в Сьерра-Леоне и о том, какая помощь может быть им необходима. Господин Камара, директор центра, где ты проходил реабилитацию, считает, что тебе следует поучаствовать в отборе. Если тебя это заинтересовало, вот адрес.
Он вырвал страничку из блокнота и подал мне. Пока я читал, что там написано, он продолжал:
– Я могу пойти с тобой, если хочешь. Тогда зайди за мной в офис. И оденься получше, когда пойдешь на эту встречу, ладно?
Он пристально посмотрел на меня, стараясь по выражению моего лица понять, согласен ли я. Я ничего не сказал. Он, улыбаясь, ушел, заявив напоследок:
– Уверен, что ты придешь в назначенный день!
И вот этот день настал. Оделся я, как обычно: кроссовки, выходные черные брюки, зеленая рубашка с длинным рукавом. Ее я заправил в брюки, уже идя по Сиака Стивенс-стрит, по адресу, который дал Лесли. Я никому не сказал, куда ухожу. Мне хотелось посоветоваться с Элли, но смущало то, что в этом случае придется рассказать ему о себе гораздо больше, чем он знает. То есть больше, чем счел нужным открыть ему дядя.
Было около полудня, но асфальт уже сильно раскалился. Я видел, как на дорогу приземлился гонимый ветерком тонкий полиэтиленовый пакет и тут же расплавился. Мимо проезжали маршрутки пода-пода. Кондукторы, завлекая клиентов, громко выкрикивали, по какому маршруту пойдет машина. В нескольких метрах от меня остановился микроавтобус. Оттуда выскочил водитель и стал поливать кипящий двигатель из канистры.
