Дело Артема также вел Поддубный. Он встретился с Артемом в камере Холодногорской тюрьмы и договорился с ним об основных положениях, на которых будет строиться защита.
Как вспоминает Поддубный, в деле Артема донесения агентов и сообщения охранки имели преимущественное значение, ибо жандармы не имели возможности добыть свидетелей, которые могли бы изобличить Артема.
Харьковское дело Артема было начато 3 апреля 1909 года, когда были получены сведения, что Артем, задержанный в Перми, является «в действительности крестьянином Федором Андреевичем Сергеевым».
В харьковское дело охранка включила донесения о выступлении Артема в Народном доме 21 июня 1905 года. Революционная деятельность Артема в июле, августе и сентябре в документах дознания не была отражена. Далее шли материалы, характеризующие работу Харьковского комитета РСДРП. Об Артеме персонально ничего не говорилось. В одном из донесений охранки Артема называют «знаменитым оратором». Признавалась невозможность арестовать Артема «ввиду отсутствия у него квартиры». Излагалась печальная история неудач в поимке Артема на Сабуровой даче. И, наконец, следовала комедия с доктором Якоби. Зная, что в деле Артема все выглядит не в пользу охранки, следователи приложили к делу для пущей острастки членов будущего суда общие материалы, характеризующие размах революционного движения в Харькове и губернии. Сшитое белыми нитками дело Артема было передано в судебную палату, осталось ждать, когда оно поступит к слушанию. А пока Артем в Харькове больше не нужен, можно его отправить на Урал. Там, в Перми, произойдет первый суд, а затем в Харькове второй.
Пользуясь тем, что он временно находится в Харькове, Артем пытался через Поддубного и с помощью других лиц связаться с товарищами. Сохранились письма Артема, которые он писал из Харьковской тюрьмы своим друзьям. Одно из них было адресовано Евфросинье Васильевне Ивашкевич. С этим товарищем Артем был связан узами дружбы в годы подпольной работы в Харькове. В течение ряда лет Артем вел с Ивашкевич регулярную переписку.
«Дорогая Фрося! Не знаю, удастся ли мне личное свидание, поэтому не стоит терять из виду других возможностей…»
Артем называет Ивашкевич «одной из немногих уцелевших, которые близко знали меня», и делится с ней своими думами о временном положении в партии. Артем понимает, что новая полоса в жизни страны «требует новых форм (политической деятельности. — Б. М.) и что эти формы только в процессе созревания…». Артема тревожит, что сидевшие с ним в тюрьме товарищи, «один был моим учеником, а другой — самостоятельно мыслящий, близкий прежде к большевизму», в свое время активные революционеры, «перешли к резонерству». Насколько это «резонерство» распространено теперь в партии? — спрашивает Артем у своего корреспондента. Под резонерством Артем, очевидно, понимает понижение интереса к активной революционной деятельности, своего рода апатию, а быть может, и того серьезнее — неверие в дело партии. Артем был на воле сгустком высокой революционной энергии, непрерывного революционного горения. Он хочет понять, что же произошло с людьми, подобными его двум тюремным товарищам, которые могут как-то по-иному, чем он, Артем, относиться к делу партии. «Вооружитесь терпением, чтобы рассеять или подтвердить мои недоумения», — пишет в своем письме Артем.
Ответила ли на это письмо Артема его товарищ по харьковскому подполью или нет, сведений об этом не осталось. Впрочем, не это важно. Из письма к Ивашкевич хорошо видно, как серьезно относился Артем к деятельности большевиков в годы реакции, как тяжко он переживал проявления уныния в среде своих товарищей. Дело партии всегда было глубоко личным делом Артема.
Артема по этапу перевезли из Харькова в Пермь.
Подводя итог этой поездке, в просмотренном цензурой письме Артем сообщил в Москву:
«Меня там (в Харькове. — Б. М.) опознавали какие-то лица и признали за некоего Тимофеева. И как таковому мне предъявили два дела. Одно связано с вывозом на тачке какого-то врача; а другое — произнесение речи; оба дела 1905 года, оба закончены. По обоим делам суд будет около конца октября или начала ноября. Оба дела покрываются без остатка пермским. И мне по-прежнему рисуется перспектива поехать в Енисейскую губернию».
Всему на свете приходит конец. После долгих и мучительных лет тюремного заключения и Артем дождался своего суда. Судили его в Перми по 102-й статье уголовного уложения. Приговор казанской судебной палаты 15 сентября 1909 года гласил: «Крестьянин Сергеев Федор Андреевич присужден к лишению прав состояния и ссылке на поселение». Срока ссылки не указывалось, она была бессрочной — вечной. В сентябре Артем был осужден в Перми, а в декабре того же 1909 года был доставлен в Харьков для второго суда.
Его защитник Алексей Акимович Поддубный припоминает некоторые интересные подробности этого процесса [19].
Судебное присутствие (заседание) палаты по политическим делам состояло из семи человек. Четверо из них были так называемые коронные судьи, то есть штатные чиновники царской юстиции, представители короны — царя. Трое остальных судей представляли «общественность». Это был предводитель дворянства, затем следовал городской голова — представитель городской буржуазии — и, наконец, волостной старшина — царский чиновник в деревне, «представитель» крестьянства. Таков был классовый суд, судивший Артема. Все судьи были, как отмечает Поддубный, жители Харькова. На их глазах происходили события 1905 года, и они слышали немало рассказов о «легендарном Артеме». Надеяться на их симпатии Артем не мог.
Характеризуя поведение Артема на суде, Поддубный говорит:
— Он держал себя во время процесса крайне спокойно, выдержанно и с большим достоинством. Его объяснения были точны, убедительны и кратки.
Прокурор много разглагольствовал о революционном движении в Харькове вообще и весьма мало говорил о конкретных «преступлениях» Артема. Он рисовал образ Артема как весьма опасного революционера, а судьи видели перед собой в общем приятного молодого человека лет двадцати пяти, спокойного и вежливого. Внешний вид «знаменитого оратора» ничем не отличался от внешности обыкновенного рабочего. Когда же прокурор дошел в своей речи до осязаемых, так сказать, фактов — заговорил о тачке, на которой вывозили всем известного в Харькове самодура доктора Якоби, и о других подробностях деятельности Артема на Сабуровой даче, — судейские иронически заулыбались.
Судимый по 1-й части 102-й статьи и по 1-й части 129-й статьи уголовного уложения Артем по требованию прокурора должен был получить многолетние каторжные работы.
