Николай Дмитриевич Скорняков появился в Академии на несколько месяцев позже, чем я, и был тогда генерал-майором авиации. Тихий, с простоватым лицом, в поношенном кителе с выцветшими погонами, на которых и генеральскую звезду было-то не разглядеть – я даже не сразу понял, что это вообще генерал, а уж тем более новый зам. начальника Академии по учебной и научной работе. Однако после двух или трех встреч я почувствовал, что имею дело с человеком незаурядным, обладающим глубоким и ироничным умом, собственным взглядом на мир и на жизнь.
Доверительные или хотя бы просто хорошие отношения сложились у нас не сразу: Скорняков был осторожен и сдержан, с людьми сходился трудно, к тому же он был на 20 лет меня старше. У меня к тому времени тоже выработалась настороженность в общении с генералами. Тем не менее определенное расположение друг к другу мало-помалу возникло. Со временем оно переросло в долговременную доверительную дружбу.
Жизнь Николая Дмитриевича сложилась крайне неординарно, и только об этом я и хочу рассказать, оставляя в стороне наши многочисленные и порой любопытные разговоры на самые разные темы.
* * *
Мы часто ездили на его машине в Москву. Скорняков вел машину неторопливо, как, впрочем, и всё, что он делал, и дорога занимала три, а то и три с половиной часа. Но я не замечал времени. Сидя за рулем, Николай Дмитриевич медленно и как бы нехотя начинал рассказывать о каких-то случаях из своей жизни. Вот ради этих рассказов я готов был терпеть все неудобства поездки на стареньком «Москвиче» даже еще три часа.
Попробую воспроизвести, или, скорее, привести в определенный порядок то, что мне довелось от него услышать в разное время.
Скорняков с отличием окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского в том самом 1939 году, когда у нас внезапно улучшились отношения с Германией и Сталин решил обновить состав наших военных дипломатов в Берлине. На должность военно-воздушного атташе было отобрано три кандидата. Сталин выбрал Скорнякова.
Скорнякова представлял Сталину Ворошилов.
Сталин обратил внимание, что Скорняков – майор.
– Ты что, Клим, хочешь меня с немцами поссорить? Чтобы я послал к ним майора? Наш атташе должен быть полковником.
На следующий день Скорняков был уже полковником.
В Германии Скорняков провел почти два года. В силу своей должности ему довелось общаться с высшими чинами немецких вооруженных сил. Уже вскоре после прибытия в Берлин новых военных дипломатов представили начальнику штаба верховного командования Вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Вот как рассказывал об этом Николай Дмитриевич:
– Кейтель произвел на меня впечатление своим безупречно подтянутым видом. На нем был новый, прекрасно сшитый мундир, отутюженный без единой складки. Я, понятно, не мог не вспомнить мешковатый, немного неряшливый полувоенный френч Сталина и засаленный воротник на кителе Ворошилова. Хотелось стать по стойке смирно и проверить, всё ли у меня в порядке. Те несколько минут, что продолжалась аудиенция, я напряженно сдерживал себя, чтобы не начать поправлять галстук, не одергивать китель и не вертеть шеей.
Кейтель смотрел на нас непроницаемым бесстрастным взглядом, но я все равно чувствовал исходящее от него едва уловимое презрение.
Впоследствии Скорняков несколько раз был на приемах у Кейтеля и каждый раз снова и снова обращал внимание на его выправку и безукоризненно сидящую форму. Насколько я понял, Кейтель лично со Скорняковым ни разу не разговаривал.
По-другому выглядели его посещения Главнокомандующего военно-воздушными силами Германии рейхсмаршала Геринга, которому Скорняков как военно-воздушный атташе также должен был представиться.
Геринг, по его словам, всячески демонстрировал Скорнякову неформальное к нему отношение и доброжелательную простоту. Разговор он вел преимущественно в шутливых тонах, и понять, где кончалась шутка и начинался серьезный разговор, было крайне трудно.
Уже во время первой встречи Геринг заявил, что узнаёт Скорнякова, который, как он хорошо помнил, был его инструктором в Липецкой школе летчиков, где Геринг проходил летную практику в конце 20-х годов.
Скорняков действительно одно время был инструктором в этой школе, но он не помнил, чтобы когда-либо встречал Геринга. Тем не менее Геринг и позже не раз повторял, что Скорняков якобы был его учителем и порой шутил, что было бы интересно им встретиться в воздушном бою наподобие рыцарского турнира: Скорняков смог бы проверить, хорошо ли он, Геринг, усвоил его уроки. Что в этих шутках было фантазией рейхсмаршала, а что должно было нести какую-то серьезную информацию, Скорняков так до конца и не смог понять.
Впрочем, однажды он решил воспользоваться шутливым настроем Геринга. Перед отъездом в Германию Скорняков среди прочего получил очень серьезное задание: ознакомиться по возможности конкретно с немецкой технологией клепки крыла для боевых самолетов. Сделать это было, естественно, непросто, если вообще возможно. И Скорняков решил рискнуть:
– Господин рейхсмаршал, коль скоро Вы считаете меня своим учителем, мне тоже хотелось бы у Вас кое-чему поучиться. Могу ли я просить Вашего разрешения посетить один из Ваших авиационных заводов и познакомиться с его работой?
Геринг, будто только того и ждал, не задумываясь ответил:
– Конечно, буду рад показать Вам, как работает германская промышленность.
Через несколько дней Скорняков получил разрешение посетить один из заводов Мессершмитта и беспрепятственно знакомиться с работой в цехах.
Подробное описание технологии клепки крыла самолетов Мессершмитта стало вскоре достоянием наших конструкторов.
Разговоры о будущем и притом весьма скором столкновении немецких и русских летчиков в воздухе были любимыми шутками Геринга. Скорняков старался не поддерживать такого рода шуток, особенно когда в начале 1941 г. в советском посольстве в Берлине появились сведения о вполне реальной подготовке германских вооруженных сил к войне против СССР.
Весной 1941 г. Скорняков был одним из многих, кто информировал Сталина о надвигающейся опасности – о подготовке Гитлера к войне против Советского Союза, и одним из немногих – возможно, даже единственным – кого Сталин услышал и даже принял для личной беседы.
Вот как мне запомнился этот эпизод по рассказам Николая Дмитриевича.
Когда Скорняков вошел и хотел начать доклад, Сталин его остановил и сказал: «Я знаю, что Гитлер готовится к нападению на СССР. Я читал Ваши донесения и вызвал Вас не для того, чтобы лишний раз услышать об этом. Я хочу спросить Вас о германской авиации: мне говорят, что она лучше нашей. Как Вы считаете, она действительно лучше? И если так, то в чем она лучше?»
