Так в тесном взаимодействии сухопутных сил и флота, подавившего артиллерию фортов, в течение трех-четырех дней был ликвидирован контрреволюционный белогвардейский мятеж. В короткий срок оба форта были подготовлены к бою. Огонь могли вести семь из имеющихся восьми 305-миллиметровых орудий Красной Горки. Ничто не угрожало теперь Кронштадту с южного берега, вновь стал открыт выход кораблям Балтфлота в Финский залив, вновь был прегражден путь врагу к Петрограду по побережью Копорской и Невской губ. Операцию по разгрому гарнизонов и взятию фортов Красная Горка и Серая Лошадь спланировали и провели штабы 7-й армии и Балтфлота, руководимые военачальниками, имевшими опыт мировой войны, — И. И. Вацетисом, Д. Н. Надежным, А. П. Зеленым, А. К. Ремезовым, С. Н. Дмитриевым.
И поэтому выглядит странным хвастливый тон телеграммы, данной 16 июня В. И. Ленину уполномоченным Совета Обороны И. В. Сталиным: «Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившие до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных.
Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой»[118].
Здесь и искажение реально происходившего и явное самолюбование — «взятие с моря», хотя операция была комбинированной, но без морского десанта, апология грубого вмешательства в оперативные дела со стороны непрофессионала и «навязывание своих собственных» приказов… Пройдет немногим более года, и на члена Военного совета Юго-Западного фронта И. В. Сталина ляжет тяжкая ответственность за невыполнение приказа главкома С. С. Каменева о передаче 12-й и 1-й Конной армий Западному фронту, за «навязывание своих собственных» приказов. И это послужит одной из главных причин неудачи Варшавской операции Красной Армии…
Потерпев неудачу в первом наступлении на Петроград, британские интервенты и Юденич немедленно приступили к подготовке нового комбинированного удара. На этот раз наступать намеревались большими силами и по суше, и со стороны моря. В Балтийское море вошло соединение английских крейсеров, 14 июля в Биорке прибыла авиаматка «Виндиктив» с 22 гидросамолетами и значительным числом колесных аэропланов. К 30 июля в Биорке находились семь английских торпедных катеров (водоизмещение 5 тонн, скорость 40 узлов, вооружение — одна торпеда, 3–4 пулемета) и полуфлотилия миноносцев.
Тем временем белые готовились прибрать к рукам корабли Красного Балтийского флота. В Биорке еще в последних числах июня появился контр-адмирал Пилкин — в 1917 году начальник бригады крейсеров, назначенный Колчаком командующим «будущего белого» Балтийского флота. Английский адмирал принял его на крейсере «Дельфи» и заявил, что признает его «полномочия как командующего флотом» и обещает «передать ему сдавшиеся военные корабли в Кронштадт, сохраняя за собой главнокомандование союзными флотами»[119]. Об этом сообщал из Лондона «российский поверенный в делах» Набоков в Омск колчаковскому «генмору» (т. е. морскому генштабу, существовавшему при «верховном правителе»). Видимо, не сомневались в успехе похода на Петроград деятели «белого движения»…
В штабе Балтфлота, в штабе ДОТ и на кораблях не сразу стало известно об усилении противника на море. Но что англичане и белые вновь угрожают Петрограду и Кронштадту, Галлер, как и все военморы и жители флотской столицы, почувствовал по начавшимся воздушным налетам. С конца июля Галлеру не раз приходилось подниматься на мостик «Андрея Первозванного», чтобы управлять отражением воздушных атак англичан. Пилоты не выдерживали зенитного огня, не осмеливались приближаться к боевым кораблям, зато сбрасывали бомбы на жилые кварталы Кронштадта, даже на Летний сад. Гибли дети и женщины.
В первой половине августа, продолжая воздушные налеты на Кронштадт, англичане в строгой тайне готовили комбинированный удар торпедных катеров и авиации по главным силам Балтфлота — линкорам. Они надеялись, что после вывода из строя линкоров «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», броненосного крейсера «Рюрик», крейсеров «Аврора» и «Диана», учебного судна «Память Азова» — плавбазы подводных лодок, Красный Флот не сможет поддержать приморский фланг 7-й армии и не окажет сильного сопротивления английской эскадре на морских подступах к Кронштадту и Петрограду. Наличие у англичан торпедных катеров оставалось неизвестным командованию Балтфлота даже после торпедирования 18 июня 1919 года крейсера «Олег», стоявшего на якоре у маяка Толбухина. Английский катер был обнаружен после взрыва торпеды — на отходе, по нему вели огонь с охранявших «Олега» эсминцев «Гайдамак» и «Всадник». Но катер посчитали рубкой подводной лодки. Командир «Олега» докладывал: «…увидел кабельтовых в 20–25 на курсовом угле 30° с левого борта… рубку и перископ подводной лодки, уходящей на норд-вест»[120]. Почему-то командование флота должным образом не оценило и не отреагировало и на выход в атаку 30 июля английского катера по тральщику «Невод», который находился в дозоре у маяка Толбухина. Ему удалось уклониться от выпущенной катером торпеды. В. А. Белли вспоминал, что, по рассказам Галлера, примерно в начале августа на совещании у С. Н. Дмитриева командир «Петропавловска» С. П. Ставицкий предложил закрыть вход в гавань боном. Его поддержал Галлер, напомнив, что в июне прошлого 1918 года итальянские торпедные катера потопили австро-венгерский линкор. Однако командование Кронштадтской крепости так и не собралось поставить боны…
И. С. Исаков в своих воспоминаниях «Кронштадтская побудка» утверждает: «К лету 1919 г. советские моряки ничего не подозревали о существовании так называемых „торпедных катеров“»[121]. Однако с этим согласиться трудно, памятуя о рассказанном Л. М. Галлером и торпедной атаке на «Невод». Да и сомнительно, чтобы к августу 1919 года на Балтийском флоте не знали о действиях английских торпедных катеров в 1917 году в Северном море и итальянских в 1918 году в Адриатическом. Таким образом, непринятие мер по заграждению входа в гавань Кронштадта явилось результатом халатности, которая чуть было не привела к тяжелейшим последствиям.
В ночь на 18 августа в 3 ч 45 мин Галлера разбудила аэропланная тревога. Он выбежал из каюты на мостик, принял доклады о готовности к бою зенитной артиллерии и всего корабля в целом, посмотрел в небо. Ночь выдалась лунная, но высокая облачность часто скрывала ночное светило. Где-то в небе гудели моторы, в просветах облаков мелькали тени английских самолетов, изредка слышались взрывы бомб у Пароходного завода, в Средней гавани. К частым налетам английских самолетов летом 1919 года в Кронштадте уже привыкли. Но в этот раз вдруг сквозь хлопки выстрелов зенитных автоматов, так называемых «помпомов», более гулкие и редкие выстрелы зенитных пушек прорвался откуда-то поблизости, с воды, рев моторов. Лев Михайлович не понял вначале, в чем дело: подбитый гидросамолет?! Но тут же скомандовал: «По воде не стрелять!» Напротив стояли заградители с минами на борту. Со стороны рейда, от ворот гавани, тоже были слышны выстрелы. Как выяснилось позже, это вел огонь по мчавшимся к гавани семи торпедным катерам дежуривший на Малом рейде эсминец «Гавриил». Его меткие залпы пустили ко дну один катер на подходе к воротам гавани и два на выходе из нее. Прорвавшиеся в гавань катера выпустили торпеды…
