В час дня за мной пришел двоюродный брат Льва Каменева. Он хорошо говорит по-английски и по-французски».
Гостью из Великобритании поселили в особняке на Софийской набережной, д. 14; раньше особняк принадлежал крупному сахарозаводчику П. И. Харитоненко, а после революции стал так называемым Гостевым Домом большевиков при наркомате иностранных дел. Здесь останавливались самые дорогие иностранные гости: Арманд Хаммер, Герберт Уэллс и др., с 1929 года в здании находилось посольство Великобритании.
Вместе с Клэр в прекрасном особняке проживали работники Комиссариата иностранных дел: Федор Аронович Ротштейн американский финансист Вандерлип, прежде уже бывавший в России. Тогда же, в 1920 году, Вашингтон Вандерлип вел переговоры с советским правительством о передаче Камчатки в аренду США с правом добычи полезных ископаемых!
Из биографии Ротштейна (1871–1953 гг.) известно, что он помогал обосноваться в Лондоне многим революционерам из России: Литвинову, Майскому, Петерсу. Одним из друзей Ротштейна был известный английский разведчик Брюс Локкарт. Когда в 1918 году Локкарт отправлялся в Советскую Россию, Литвинов по просьбе Ротштейна написал Локкарту рекомендательное письмо для Троцкого. Во время Первой мировой войны Ротштейн работал в британском военном министерстве и министерстве иностранных дел. Участвовал в создании коммунистической партии Великобритании. В 1920-м переехал в Советскую Россию, где стал работать в Наркомате иностранных дел. Подготовил советско-иранский договор, по которому СССР отказывался от всех дореволюционных русских владений в Иране (Учетно-ссудный банк Персии, железные дороги, промыслы на Каспийском море).
«Каменев собирался выступить на митинге с отчетом о своей миссии в Англии. Мы приехали с опозданием, когда митинг уже начался. Нас провели в Царскую ложу. Все кресла оказались заняты. Здесь собрались турки, китайцы и персы. Никто не уступил мне места и не предложил сесть. Господин Вандерлип и я стояли в проходе. Люди входили и выходили. Турки и персы (с тех пор я не выношу запаха герани) постоянно толкали нас. Во мне вскипела моя английская кровь, и я поняла, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не смогу относиться к туркам, персам и китайцам как к братьям!
Чуть позже нас с господином Вандерлипом перевели в ложу рядом со сценой. Здесь тоже было много народу, но не азиатов. Самое главное, сцена находилась прямо перед нами. Изливая потоки яда, выступала германская социалистка Клара Цеткин. Немецкий язык звучит грубо, и злобная старуха, вытирая некрасивое лицо огромным носовым платком, была просто страшна. Она не говорила, а истерично кричала. Поэтому разобрать смысл ее выступления я смогла только в общих чертах. <…>
Устав от долгого стояния и ни слова не понимая по-русски, я покинула театр в тот момент, когда при многократном повторении имен Черчилля и Ллойда Джорджа зал взрывался от дружного хохота».
Далее стоит просто перечислить тех, с кем общалась британская гостья, чтобы понять круг ее интересов (и интересов ее двоюродного брата).
«Я ужинала с господином Вандерлипом, который поведал мне много интересного… После ужина его пригласил к себе Чичерин, и я провела остаток вечера с Михаилом Бородиным[2]»;
«Михаил Маркович, как все зовут Бородина-Грузенберга, проживает в нашем особняке. Он басистым голосом говорит по-английски, как американец. Я его редко вижу, поскольку он проводит на работе половину дня и всю ночь, как и остальные работники Комиссариата иностранных дел»;
«Герберт Уэллс много рассказал мне о госпоже Будберг[3], вдове, живущей с Горьким. Во время пребывания Уэллса в Петербурге она была его переводчицей»;
«Герберт Уэллс целый час беседовал с Лениным. Герберт потом поведал мне, что этот человек произвел на него большое впечатление и очень ему понравился. Как выяснилось, Ленин рассказал Уэллсу о миссии Вандерлипа, посвятил его в проблему о Камчатской концессии США и союзничестве против Японии»;
«…появился Комендант нашего дома с сообщением: «Вам привет от товарища Каменева. Все готово, и завтра с одиннадцати до четырех вы работаете над бюстом Ленина в его кабинете». Замечательная новость! Я сразу пошла в Кремль вместе с Хамфриесом, американским коммунистом, работавшим в аппарате Чичерина»;
«Ленин спросил, не было ли у меня затруднений на пути к его кабинету. Я объяснила, что меня сопровождал Михаил Бородин-Грузенберг. После этого я набралась храбрости и сказала, что Бородин, человек образованный и хорошо говоривший по-английски, мог бы стать достойным посланником в Англии, когда установится мир. Ленин с интересом взглянул на меня… Наконец он произнес: «Это понравилось бы господину Черчиллю! Не правда ли?». Я поинтересовалась, насколько сильно ненавидят Уинстона Черчилля в России. Ленин пожал плечами и затем выразился в том духе, что Черчилль – человек, за которым стоит сила мирового капитала. Мы поспорили по этому поводу, но Ленину было неинтересно мое мнение, его личная точка зрения оставалась непоколебимой. Он знал, что Уинстон – мой двоюродный брат. Я сказала, как бы извиняясь, что так уж получилось, и поспешила заметить, что у меня есть еще один двоюродный брат, состоявший в партии «Шинн Фейн» (Sinn Féin – Политическая партия в Ирландии). Ленин засмеялся: «Должно быть, вы интересно проводите время втроем!».
За эти четыре часа Ленин ни разу не закурил и даже не выпил чашки чая… У Ленина любопытное лицо, но какой злой взгляд!»
«Каменев обсудил детали покупки Советским правительством копий изготовленных мной бюстов. Затем попросил составить список всего необходимого, чтобы он мог все это достать до своего отъезда… Я составила список мне необходимого: 1) пальто, 2) икра, 3) Троцкий и 4) красноармеец в качестве очередной модели».
«Утром я проводила Михаила Бородина в Коминтерн. Штаб-квартира Третьего Интернационала помещается в красивом особняке, бывшем Германском Посольстве, где был убит Мирбах. Оттуда я уехала в одной машине с госпожой Балабановой[4], о которой я была много наслышана».
«Шофер Троцкого, я сама и мой помощник снесли все необходимое для работы в машину и поехали, как мне думается, к Наркомату Армии и Флота… В отличие от Ленина, даже секретари не имеют права входить в кабинет Троцкого без предварительного звонка! Не без волнения, поскольку я слышала от сестры Троцкого (госпожи Ольги Каменевой), какой у него своенравный характер, я вошла в кабинет».
«Троцкий предположил, что лорд Асквит должен быть влюблен в меня, хотя это и не обязательно, и произнес, посмеиваясь: «Вы мне подали идею. Если Асквит вскоре вернется на свой пост (ходили слухи, что он может создать коалицию с лейбористами и признать Россию), я возьму вас в заложницы и продержу до тех пор, пока между нами не будет подписан мирный договор». Я рассмеялась: «То, о чем вы говорите с юмором, мне совершенно серьезно сказал представитель британских властей, только он имел в виду Уинстона. На самом деле, я бы гордилась, если бы мне удалось внести хоть маленькую лепту в дело установления мира. А на угрозу, что вы можете расстрелять меня, Уинстон ответит только: «Стреляйте»…», и я уверена, что это правильно, точно такого же мнения придерживаются и большевики. Они, не колеблясь, расстреляют меня (некоторые из них мне так прямо и говорили), если это необходимо, даже если я им и нравлюсь как женщина. Уинстон – единственный человек в Англии, который сделан из того же теста, что и большевики. Он – сильный боец и фанатик.
