Мы знали, что наше командование несколько раз пыталось уничтожить Гарапенильос. Но бомбардировщики не могли прорваться к аэродрому. Даже разведчикам было трудно проникнуть в этот район.
И вот теперь предлагалось принципиально новое решение операции. В ней должны участвовать группа Серова (две эскадрильи И-15 — Серова и Чиндосвиндо) и пять эскадрилий И-16 — Девотченко, Смирнова, Плещенко, Сарауса и наша.
На группу Серова возлагалась основная задача — уничтожение пулеметным огнем самолетов на земле, бензозаправщиков, подавление зенитных средств, прикрывающих аэродром.
Если воздушного боя с истребителями противника не будет, то после Серова аэродром штурмуют эскадрильи И-16. Командование всей группой возлагалось на Еременко, командира истребительной авиации. Он шел с эскадрильей Девотченко, которая непосредственно прикрывала группу Серова при подходе к Гарапенильосу. Место командира группы — в зависимости от сложившейся обстановки. Эскадрилья Смирнова, находясь на значительной высоте, прикрывает Серова и Девотченко с северо-запада в случае, если на помощь к Гарапенильосу пойдут истребители противника, поднятые с других аэродромов. Наша эскадрилья прикрывает Серова и остальных с юго-запада и запада. Эскадрильи Плещенко и Сарауса, находясь над Гарапенильосом, — резерв группы в воздухе — помогают тем, кто в этом будет нуждаться, и прикрывают посадку наших истребителей на свои аэродромы после штурмовки.
Так выглядел план операции в общих чертах.
У нас возникло много вопросов. Прежде всего нас интересовало, уточнен ли подробный распорядок работы аэродрома.
— Да, — ответил Евгений Саввич. И рассказал о распорядке дня франкистских летчиков. Ознакомил со схемой расположения машин на аэродроме и технических средств обслуживания, а также со схемой расположения зенитных батарей, прикрывающих аэродром.
Самолеты противника, как обозначено на схеме, стояли на аэродроме крыло к крылу, словно в мирное время. Впрочем, по-другому такое количество машин — свыше восьмидесяти — и нельзя было разместить. Они мешали бы друг другу в боевой работе. Ну, а для успешной, результативной штурмовки аэродрома лучшего не придумаешь. Слишком были уверены итальянцы в непреодолимости своей многослойной зенитной обороны, в прикрытии аэродрома патрулированием с воздуха.
Генерал Сиснерос, Евгений Саввич и Анатолий Серов долго и детально уточняли порядок заходов, атаки целей, уход. Мы еще раз имели возможность убедиться, что операция продумана в штабе очень тщательно.
Пожелав нам удачи, генерал Сиснерос и Е. С. Птухин разрешили нам уехать на свои аэродромы. Надо было торопиться. Ведь операция намечалась на тот же день, вернее, на вечер. Вылеты намечены с таким расчетом, чтобы оказаться над Гарапенильосом за час до наступления темноты, когда все машины врага будут на земле. Быстрота и скрытность подготовки тоже давали нам известный шанс на успех.
Приехав на аэродром, собираю весь летный состав. Разъясняю поставленную перед нами задачу. Чувствую, что ребята загорелись. Еще бы! Гарапенильос был у нас под боком.
Каждый раз, поднимаясь в воздух, мы внимательно следили прежде всего за северо-западным сектором воздушного пространства. Именно оттуда быстрее и вероятнее всего мог показаться враг. Объяснив задачу, я ответил на вопросы. Конечно, летчиков интересовало, будут ли они лично принимать участие в штурмовке, и несколько опечалились тем, что эскадрилье отведена роль прикрытия. Однако сам замысел был настолько неожидан и смел, что каждому хотелось принять участие в его осуществлении.
Занимаем места в самолетах. Ожидаем сигнала на взлет.
Вдруг слышу — артиллерийская стрельба…
Только этого не хватало! Да и откуда стреляют?
С недоумением смотрю на Михаила Викторовича Кригина, который дежурит на КП у телефонов:
— В чем дело? Где стреляют? Кригин показывает в небо.
Пристально осматриваюсь. Никаких самолетов. Пожимаю плечами и снова кричу начальнику штаба:
— Где стреляют?
Он смеется и показывает на небо. Только теперь догадываюсь: это же гром! Идет на нас обычнейшая гроза. Крепко же мы отвыкли от естественных явлений природы. С интересом гляжу на темно-синюю тучу, которая быстро движется к аэродрому с северо-востока. Постепенно она закрывает все небо. Причудливые высоченные облака клубятся, фантастически быстро меняют формы. Склоняющееся к западу солнце освещает и уходящие в зенит верхушки туч, рыжим светом пожара подсвечивает днища, которые кажутся иссиня-багровыми.
Из жуткой небесной коловерти падают первые тяжелые капли. Они, будто шрапнель, поднимают с земли облачка пыли. Впечатление настолько обманчиво, что взгляд инстинктивно ищет привычное облачко разрыва. С трудом осознаешь — ведь это же дождь, всего-навсего дождь.
На аэродром обрушивается ливень. Именно обрушивается. За плотной, как брезент, завесой воды ничего не видно. Впереди с трудом различаю винт своего «ишачка». Выскакиваю из кабины, забираюсь под плоскость самолета. Тут тоже нет спасения, но все же легче.
Ругаем грозу, дождь, все и всяческие атмосферные явления.
Яснее ясного — вылета не будет. Прорываюсь сквозь стену дождя к навесу КП. Все-таки более удобное местечко. Но еще продолжаю ждать звонка и команду на взлет, хотя прекрасно понимаю, что звонок будет, но принесет он команду «Отбой».
Так и случилось. Штурмовку отложили на раннее утро.
Нахохлившиеся, мокрые и молчаливые, отправляемся ужинать и отдыхать. Верим поговорке: утро вечера мудренее. Будем надеяться. Выйдя из-за стола, не могу вспомнить, что подавали на ужин. Одна мысль — скорее спать, быстрее заснуть, скорее наступило бы это завтра, раннее, до первого света. Продрогшие от ливня, мы забрались с головами под одеяла.
Проснулись очень рано. На аэродром приехали еще затемно. Небо было чистым и звездным. Стояла тишина. Дул легкий ветерок. Он хорошо подсушил землю. Около темных силуэтов машин мерцали лампы-переноски. Механики в последний раз перед вылетом осматривали материальную часть. Инженер Лопес, оружейники и командиры звеньев докладывают о полной готовности. Я в свою очередь звоню на КП ВВС и докладываю Е. С. Птухину о том, что эскадрилья готова к выполнению задания командования.
— Быть в готовности номер один! — приказывает Е. С. Птухин.
Занимаем места в кабинах. Кригин дежурит у телефонов.
Погода — как по заказу. Утро прозрачно и свежо. В стороне востока звезды начинают мерцать сильнее, четче обозначилась линия горизонта. Светает. Из кабины своего самолета яснее вижу навес КП, стол с телефонами, фигуру Михаила Викторовича.
