Вся последующая неделя ушла на встречи и переговоры в обменных бюро. Они были разбросаны по разным районам. Поневоле границы знакомства с городом значительно расширились. С первых минут переговоров я понял, что вероятность обмена жилплощади на Черновцы ничтожно мала. Часть сотрудников бюро даже не знали о существовании города с таким «затемненным» названием. Всем агентам по обмену был оставлен номер телефона дежурной общежития. К сожалению, он безмолвствовал. Но действительно, надежда умирает последней. К концу недели дежурная торжественно объявила:
– Вас усиленно разыскивают. Просили срочно приехать.
Она передала мне лист бумаги с координатами обменного бюро. Вскоре состоялась долгожданная встреча. Агент с торжественной улыбкой объявил:
– Редчайший случай. Объявился желающий переехать в ваш вшивый городишко.
Пришлось возразить:
– Вы не правы. Черновцы – очень красивый европейский город.
Агент поморщился, махнул небрежно рукой и безапелляционно изрек:
– Все города, кроме Москвы, Ленинграда и моего родного Ташкента, – вшивые.
Мне не хотелось развивать дальше этот дурацкий диалог. Не терпелось поскорее узнать подробности. А также – сколько времени потребуется на оформление. Я понимал, в каких условиях проживает большинство москвичей. Поэтому не обольщался и не рассчитывал на отдельную квартиру. Но когда агент озвучил, что предлагается взамен, испуганно вздрогнул. Это была крохотная клетушка в девять квадратов. Примерно так же мы жили в Полтаве после возвращения из эвакуации.
Комната размещалась в деревянном строении в районе Таганки. Адрес был устрашающе символический – Тихий тупик. Отличное название для сумасшедшего дома! Все удобства в здании отсутствовали. Водопроводная колонка и выгребное отхожее место размещались снаружи. Мнивший себя очень умным, но с трехклассным образованием агент с улыбкой утешил меня:
– Не волнуйтесь, все это находится близко, в двух шагах!
Мне необходимо было переварить эту поистине сногсшибательную информацию. Взвесить все за и против. Поэтому мы договорились продолжить встречу утром следующего дня. Я решил успеть до наступления темноты побывать в Тихом тупике и увидеть все своими глазами.
Когда я добрался до места, у меня появилось ощущение, что попал куда-то в провинцию. Между Таганской и Марксистской улицами располагался Марксистский переулок. На его нечетной стороне и начинался Тихий тупик. Небольшая площадка завершала короткий изогнутый переулок. Глухая выщербленная стена была ее границей. Несколько одноэтажных деревянных жилых строений, неопрятные примитивные сараи и напоминающие большие скворечники отхожие места в беспорядке заполняли пространство внутри квартала. Из нужного мне дома вышла пожилая женщина. При упоминании фамилии Егорова, которую назвал агент, она кратко ответила:
– Дверь налево…
Я поднялся по прогибающимся от дряхлости ступенькам. Вошел в узкий полутемный коридор. Дверь на стук открыл пожилой мужчина. Удивленно на меня поглядывая, спросил:
– Вы кто такой? По какому поводу?
Последовал мой дружелюбный ответ:
– Извините за позднее вторжение. Пришел по поводу обмена вашей комнаты на Черновцы.
Удивление на его лице сменилось подобием улыбки.
– Проходите. Не обижайтесь на мой вопрос. Сами понимаете, в какое время живем.
Рукопожатием мы скрепили деловое знакомство. Его жена также протянула руку со словами:
– Милости просим в нашу скромную обитель.
Незаметно я окинул взглядом комнату. Она была квадратной формы. Единственное небольшое окно выходило в палисадник перед домом, с торчащими оголенными стволами нескольких деревьев и кустарников. На подоконнике в керамических горшках красовалась герань. Комната выглядела очень опрятной, хотя убогая мебель и дешевые украшения свидетельствовали о предельно скромном достатке семейной пары.
Хозяйка с истинно русским гостеприимством стала накрывать на стол. Появилась черная и красная икра, которая в те годы в изобилии заполняла пустые прилавки магазинов. Бутерброды прекрасно сочетались с теплой картошкой. Хозяин выставил бутылку водки. Я предупредил, что непьющий, но за знакомство слегка пригублю.
Егоровы откровенно объяснили, какие обстоятельства вынуждают к обмену жилья. Их сын после излечения в госпитале, получив тяжелое ранение во время войны, остался жить в Черновцах. Женился на медицинской сестре, которая вместе с врачами помогла встать на ноги. У них растут трое детей. Живут они в пригороде, в стесненных условиях. Путем обмена родители решили улучшить их жилищные условия и помочь в воспитании внуков.
В свою очередь, и я поведал причину переезда в Москву. Мне стало ясно, что обмен с нами для них по всем показателям идеальный. Появлялась редчайшая возможность вырваться из грязи в князи. Обмен для нас был вынужденным. Шесть лет проживания в прекрасном европейском городе в полном комфорте отогрели наши души. Сейчас мы должны были выбирать. Или оказаться у «разбитого корыта», но вместе. Или сохранить привычный комфорт в доме, где каждый уголок будет постоянно напоминать об отце, и при этом жить врозь. Разум подсказывал, что из двух зол первый вариант наиболее правильный.
Годы, полные испытаний, выработали у меня субъективный, философский взгляд на все происходящее. В математическом понимании жизнь – это синусоида, нанизанная на ось. Она представляет собой запрограммированный, разновеликий для каждого индивидуума вектор бытия. В период приливов кривая синусоиды идет вверх, в отливы – вниз. В существовании каждого человека они сменяются с такой же цикличностью, как времена года, день-ночь и другие явления природы.
Для нашей маленькой семьи наступил теперь очень тяжелый период. Преодолеть его вместе будет легче, хотя в очередной раз придется пожертвовать всем, что нажито с большим трудом. Пока это была моя односторонняя позиция. Требовалось срочно заручиться мнением мамы. Если мой голос был определяющим, то ее – решающим. Поэтому во время утреннего визита к агенту мы договорились, что берем небольшой тайм-аут. Он необходим для поездки в Черновцы, чтобы принять окончательное решение.
Мне был передан внушительный перечень необходимых документов для оформления обмена. Их наличие не гарантировало, что будет дано разрешение на переезд. Москва всегда пользовалась особым статусом, который в послевоенные годы был ужесточен. Нужно было иметь весомое обоснование для необходимости обмена. Чтобы рассеять свои сомнения, решил направиться в Моссовет. С трудом удалось разыскать фронтового друга отца – Мосолова[53]. Он встретил меня с распростертыми объятиями, хотя видел впервые. Известие о гибели отца повергло его в шок. Мужественный, прошедший войну мужчина не скрывал слез. Долго шептал:
