Чувствуя себя цирковым акробатом, к штурманской рубке с вечерним кофе пробирался матрос. В камбузе еще продолжалась работа, и старший кок «Шеера» с половником в руке координировал и контролировал действия восьми помощников, заканчивая последние приготовления к ужину.
— Молодцы! — ободряюще кричал он, перекрывая завывания ветра. — Пока вас не вытряхнет из штанов, работайте. Ужин должен стоять на столе в обычное время, как будто нет никакого шторма.
Через два дня, когда «Шеер» прошел мыс Игольный и повернул на северо-восток, шторм чуть утих. Корабль снова направился к солнечному северу. Постепенно потеплело, и море стало еще красивее, так как у Индийского океана оттенок более синий, чем у Атлантики.
6 февраля Кранке вошел в офицерскую кают-компанию, чтобы, по своему обыкновению, выпить послеобеденный кофе. Там ему отсалютовал инженер-капитан Эве, у которого было о чем доложить.
— Капитан, я должен сообщить вам, что у нас на борту заяц.
Кранке в удивлении воззрился на него.
— Какой еще заяц? — осторожно спросил он, подозревая шутку.
— Точнее, курица. Голландская бентамка.
Обыскав рулевую рубку «Барневельда», абордажная команда нашла курицу. Ее посадили в картонную коробку и тайком пронесли на «Шеер» под взглядом ничего не заподозрившего первого помощника. В машинном отделении ей устроили курятник в упаковочной коробке, выложенной стружками. Сначала она отказывалась нестись, может быть, из-за того, что не понимала нового языка, или из-за вражеской пропаганды. Не то чтобы это имело насущное значение, ведь «Шеер» не испытывал нехватки в яйцах, но вскоре для машинного отделения стало делом чести, чтобы его талисман начал откладывать яйца, и один матрос придумал способ: дать ей в качестве образца одно из тысяч яиц, перевезенных с «Дюкезы», чтобы курица получила хотя бы общее представление о том, что от нее требуется. И способ себя оправдал. Вскоре рядом с образцом уже лежало новое яйцо. Маленькое яичко, даже очень маленькое, бентамское, но первое в мире яйцо, снесенное на борту «Шеера» и, безусловно, представляющее собой большую редкость, так как не многие куры несутся на просторах Индийского океана. Пока гордая курица расхаживала с самодовольным видом, громко кудахча, о важном происшествии доложили вахтенному офицеру машинного отделения, который торжественно записал в вахтенный журнал под заголовком «Особые наблюдения» следующие слова: «6 января. 15.00. К югу от Мадагаскара. Часы переведены на 15.30. Курица машинного отделения снесла яйцо».
После этого, как того требовал порядок, новость доложили капитану, и потом каждый второй день маленькая голландская бентамка регулярно откладывала яйца.
Глава 19
«МЫ СТАЛИ У МАДАГАСКАРА…»
«Адмирал Шеер» уже прочесывал район на юго-западе от Мадагаскара, двигаясь на средней скорости и держась к востоку у 30-й широты в надежде натолкнуться на вражеский корабль. В мирное время через этот район пролегали морские пути из Австралии в Северную Америку и Европу, огибающие мыс.
Тем временем капитан Рогге, командир вспомогательного крейсера «Атлантис», предложил военно-морскому оперативному командованию назначить встречу «Шеера» с его кораблем. Командование выразило согласие и назначило встречу на 14 февраля в 65° восточной долготы и 10° южной широты на юго-востоке от банки Сая-де-Малья. Военно-морское оперативное командование всегда назначало встречу с большим запасом времени, чтобы у кораблей наверняка хватило времени добраться к месту. И только в том случае, если какой-либо из кораблей не мог прибыть вовремя из-за операции или по другим причинам, ему следовало радировать об этом.
Кранке с радостью принял известие о встрече, так как надеялся, что капитан корабля, который действовал в Индийском океане в течение многих месяцев, поделится с ним информацией относительно маршрутов британских судов. Кроме того, на основании этой информации можно было бы из практических соображений разделить зоны действия между обоими рейдерами. Поэтому «Шеер» поспешил к месту встречи, сначала на северо-восток в обход Маврикия, а затем на север. Когда крейсер шел через юго-восточные пассаты, дувшие с силой 5–6 баллов под голубым безоблачным небом, снова стало очень жарко.
В дневное время тропический зной усугублялся высокой влажностью, и атмосфера была как в парилке, из-за чего жара казалась еще более невыносимой. Пот заливал тела матросов, в жилых помещениях было нестерпимо жарко. Влажный воздух конденсировался на стенах, и влага ручейками стекала на пол, а проветрить каюты было невозможно, поэтому вскоре матросам начало казаться, что воздух настолько плотный, что его можно резать ломтями и выносить на палубу. Внутри пахло смесью пота, остывшего табачного дыма, краски и нефти. Люди чувствовали себя измотанными и выжатыми как лимон, будто после бесконечной турецкой бани. Обычно на кораблях любили старую моряцкую песню «Мы стали у Мадагаскара, на корабле была чума», но на «Шеере» никто не хотел ее петь.
Вдруг 12 февраля после полудня совершенно неожиданно с востока набежали большие волны и стали сильно раскачивать корабль. Пока ни барометр, ни небо не давали никаких оснований ждать перемены погоды. Однако, по мнению капитана, причиной такого внезапного и сильного волнения мог быть только один из ураганов, частенько случавшихся в это время года. Поэтому Кранке снизил скорость корабля и взял курс на северо-запад, желая избежать столкновения с ураганом.
По мнению метеоролога, несогласного с капитаном, это было пустой тратой времени. Случайно в тот же самый день он давал офицерам в кают-компании лекцию на тему «Важнейшие воздушные течения Индийского океана», а для команды лекцию передавали по громкой связи. Естественно, он, в частности, остановился на так называемых маврикийских ураганах, а также признаках, по которым узнается их приближение. Вдобавок он неосторожно прибавил, что в настоящий момент ни один из этих признаков не наблюдается, а именно нет характерного желтого тумана. Обычно на таких лекциях капитан лично представлял оратора и говорил несколько слов в заключение. На этот раз он заявил, что, при всем уважении к докладчику и его профессиональным познаниям в метеорологии, он готов во всеуслышание объявить о том, что придерживается противоположного мнения, а кто из них прав, безусловно, выяснится к вечеру.
Прав оказался капитан — в обоих случаях. Ранним вечером ветер переменился. Небо затянуло темно-бурыми тучами, затем с северо-запада налетел штормовой ветер, который все усиливался, пока не достиг 7–9 баллов. Больше никто не сомневался в том, что капитан поступил очень мудро, изменив курс, чтобы не попасть в центр урагана, двигавшегося прямо на юг. И хотя «Шеер» лишь краешком задел ненастье, этого хватило, чтобы все убедились в ужасающей мощи маврикийских ураганов.
