Что касается свинины, то римляне были до нее большие охотники. Окорока, свиные колбасы и ветчина продавались в любой мясной лавке не только в столице, но и любом захолустном итальянском городишке. Сохранились сотни древнеримских кулинарных рецептов приготовления блюд из свинины. На любом пиршественном столе обязательно были фаршированные поросята, свиная голова, всевозможные колбасы, особо ценилось вымя, а самыми лучшими деликатесами считались половые органы. Припоминается в связи с этим описание одним римским писателем свиньи, настолько жирной, что слой сала под кожей у нее был толщиной в тридцать с лишним сантиметров. Он же сообщает и вообще анекдотический случай: в живой свинье мышь выгрызла себе нору, и не только в ней жила, но и сумела вывести мышат.
Надо отметить, что римляне были замечательными агрономами и селекционерами – высокие урожаи и породистый скот были не только следствием плодородия почв, научный опыт и эксперимент творили просто чудеса. Агроном Колумелла, подобно нашему Мичурину, не желавшему ждать «милостей от природы», утверждал, что «знание и усердие хозяина всегда смогут победить бесплодие почвы». Тот же Плиний Старший сообщает, что видел «дерево, привитое всеми способами и отягощенное всякого рода плодами, – на одной ветке висели орехи, на другой – ягоды, на третьей – виноград, на других – груши, винные ягоды, гранаты, яблоки».
Кстати сказать, постоянный адресат Цицерона Тит Помпоний Аттик владел огромными поместьями не только в Италии, но и в Греции. Занятие сельским хозяйством приносило ему неменьшие барыши, нежели ростовщичество. Он занимался разведением крупного рогатого скота, лошадей, ослов, овец и коз. Волы были в то время единственным тягловым средством в сельском хозяйстве, лошади поставлялись в армию, ослы служили древним грузовичками, а овцы и козы давали шерсть, мясо и молоко, из которого делались замечательные сыры.
Крупные землевладельцы иной раз устраивали в своих поместьях нечто вроде сельскохозяйственных выставок, где хвастались перед гостями такими, к примеру, диковинками, как сорокафунтовая репа либо новыми породами пернатых, в том числе и голубей, которых разводили как для еды, так и ради эстетического удовольствия.
В древнеримской литературе наиболее ярко сельский быт описан Вергилием в его поэме «Завтрак» («Moretum»). С образными подробностями там описано утро крестьянина. Он встает еще до рассвета, добывает огонь в еще не остывшем очаге, зажигает лампу, мелет зерно, печет хлеб с помощью чернокожей рабыни. Но «хлеб без закуски в горло не лезет», поэтому крестьянин
Ищет припасов других, чтоб к Церерину дару в прибавку
Блюдо состряпать…
С этой целью он отправляется на огород, потому что у его очага не висит «туша свиньи, прокопченная с солью», а всего лишь кружок сыра. Что только не растет на этом огороде! И свекла, и щавель, и различный лук, также тыквы, огурцы, всевозможная пряная зелень и тому подобное. Но все это – на продажу. Крестьянин берет лишь четыре головки чесноку, «вслед сельдерея нарвал кудрявого, руты зеленой и кориандра стеблей». Из этого он делает себе в ступке приправу под названием «толченка». Позавтракав, крестьянин «дружных быков запрягает в ярмо» и отправляется на пашню.
Но вернемся к обозначенной в этой главе теме. Такое достаточно радикальное решение земельного вопроса досаждало более всего аристократии, хотя Цезарь и не слишком посягал на их собственность. Старые патрицианские роды веками привыкли жить и богатеть за счет именно этой неисчерпаемой статьи дохода, подобно тому, как не одно столетие русское, скажем, дворянство сладко паразитировало при крепостном праве.
Эти популистские в принципе законы Цезарь принимал по обязанности главы демократической партии популяров. Ему всегда была не по нутру сенатская олигархия, но ему не следовало забывать, что по окончании гражданской войны он оказался единственным главой государства, «отцом отечества», поэтому обязан был служить всему народу и быть выше партийных разногласий, тем более ему были даны властные полномочия не на год, как консулам, а пожизненно.
Разбавленный своими людьми сенат не был для него в полном смысле опорой в обществе, потому что хоть все дружно голосовали, как нужно, но олигархи-то остались, причем обиженные дважды: и экономически, и политически. Понимая это, Цезарь милостями и подарками старался задобрить оппозицию, но, как говорится, насильно мил не будешь, и здесь это в самую точку. Потомственная знать после стольких утрат во время гражданской войны и унижений была еще и поставлена в положение почти равного плебсу класса в социальном плане, а в имущественном несла большие материальные потери в результате объявленных реформ. Этого она диктатору простить не могла.
Недовольны были и плебеи. Привыкшие к праздности в столице, получавшие даровой хлеб и развлечения, они теперь вынуждены были либо трудиться на земле или на стройке, либо всеми правдами и неправдами оказываться в числе тех ста пятидесяти тысяч человек, кто мог получать даровое продовольствие.
Поэтому диктатор оказался как бы между двух огней. У него не было прочной опоры в обществе, кроме лично преданных ему соратников, а таких были единицы, да и они служили за деньги и привилегии. Армия была фактически распущена, как того требовали римские законы, – регулярной армии формально тогда еще не существовало. Получившие землю ветераны были его, конечно, надежной опорой, но они стали теперь землевладельцами в Италии либо провинциях, а в самом Риме властвовали олигархи и толпы люмпенов, и вести войну на два фронта полководцу Юлию Цезарю в невоенной обстановке было трудно, несмотря на его политический ум, интуицию и проявление уступчивости и милосердия.
Это привело, мы знаем, к убийству диктатора в мартовские иды сорок четвертого года, но до этого наш рассказ еще не дошел, а теперь зададимся вопросом: правильно ли поступал Цезарь как государственный деятель, была ли в реформах острая нужда и кто от них выигрывал?
Вне всякого сомнения, как читатель уже осведомлен, Римская республика была тяжело больна коррупцией, продажностью, враждой различных ветвей власти, классов, партий, то есть переживала кризис, но то лекарство, какое предложил ей Цезарь, оказалось слишком горьким, и общество выплюнуло его и отвергло такого лекаря, как он.
Многие понимали необходимость и пользу его реформ, но людей возмущало даже и не то, что он делал, а как. Укрепляя свою единоличную власть, Цезарь целеустремленно вершил то, что считал нужным, полагая, что государство может жить под властью лишь одного человека. Магистратуры всех уровней стали его марионетками, и ни одно выборное лицо не могло быть выбранным, если его не порекомендовал диктатор. Ну как не обратить свой взор на сегодняшний день в нашей родной стране: губернатор лишь тогда утверждается выборщиками, если его порекомендует (фактически назначит) глава государства; в противном случае выбранные народом депутаты будут разогнаны. Но не будем здесь углубляться и давать демократические советы древним и новым правителям, как укреплять авторитарную власть в рамках действующей конституции, не оскорбляя граждан уподоблением безголосым скотам запуганного стада.
