449
Выражение «Только факты, сэр» перешло к Г. И. скорее всего от Бунина, утверждавшего, что «лучшего названия» для романа не найти. Бунин, беседуя с Г. И. и Одоевцевой, сослался на объявление о романе с таким заглавием в газете «Сегодня». И тут же, «раздражаясь», отчеканил: «Я бы сжег эти ”Только факты, сэр!" вместе с автором, тут, в печке» (Одоевцева. «На берегах Сены», с. 270). В росписи рижской газеты «Сегодня», составленной Ю. И. Абызовым (Рига, 2001), такого романа найти не удалось.
«Атомные зверьки» — невинные существа из «Распада атома», болтающие в конце произведения «по-австралийски», очевидно, возникли как модификация ивановских «размахайчиков». Гуль в письме от 21 янв., уговаривая Г. И. написать о «деле на Почтамтской улице», продолжает: «…да если бы это Вы рассказали своими стихами — да вспрыснули купоросцем “Распада атома” — вот получилось бы большое монументальное произведение».
Роман «Год жизни». См. примеч. 231.
Рене Жюльяр (Julliard; 1900—1962) — французский издатель швейцарского происхождения. В 1944 г. основал издательство своего имени «Edition Julliard», в годы войны выпускал в Монако книги поэтов Сопротивления — Поля Элюара и др. После войны переехал в Париж. При его издательстве выпускалось несколько журналов, в том числе сартровский «Les Temps modemes» («Новые времена»). Открыл французской публике Франсуазу Саган, печатал также советских авторов, его издательство первым опубликовало во Франции «Раковый корпус» Солженицына.
30 М. М. Карпович воспоминания «Мое знакомство с Мандельштамом» написал и опубликовал в «Новом журнале» (1957, кн. XLXIX).
Опубликовано (с мелкими огрехами): Георгий Иванов. «Девять писем к Роману Гулю». Публикация Григория Поляка // «Звезда,> 1999, № 3.
Г. И. сомневается в существовании "американского графа", щедро оделявшего его вещами, подозревая, что этот "граф" и Гуль – одно лицо. На самом деле титулованное американское семейство (Элизабет Хапгуд из старинного английского рода лордов Хьюстонов и ее муж Норман, американский посол в Дании) к помощи поэту, благодаря Гулю, было причастно.
В ст-нии "Уплывают маленькие ялики…" исправленная строчка: "Припасем, дружок, немного водочки…" (Н. Ж., кн. 44, 1956).
То есть – Роману Гулю
Стиль "Дела Почтамтской улицы" действительно несколько романический, воспроизводящий некоторые приемы криминальной беллетристики, до чтения которой "на ночь" сам Г. И. был охоч. Так, центральная, "бесповоротно" компрометирующая Адамовича сцена его участия в убийстве (в "мельхиоровую шкатулку с инициалами тетки – В. Б. – Вера Беллей" – он кладет отрубленную голову ограбленного и убитого у него на квартире "мужчины средних лет с большой черной бородой" и бросает ее рядом с домом в прорубь на Mойке. Но – неудачно, "мимо проруби налево", так что ее вскоре нашли), эта сцена подозрительно напоминает не только кровавые сюжеты массовой литературы того времени, но и… собственную прозу Г. И. – более чем двадцатилетней давности. В рижской газете "Сегодня" Г. И. в свое время (1933, № 22) напечатал очерк "Александр Иванович", посвященный не менее колоритному, чем Адамович, литератору А. И. Тинякову. Этот не раз будораживший воображение Г. И. персонаж и рассказывает автору аналогичную историю с расчленением трупа и с чемоданами, в одном из которых голова: "Череп проломлен и черная густая борода". Так что история об Адамовиче оказывается во всех смыслах "с бородой". То же самое безусловно можно сказать и о мелких деталях – метках с инициалами на шкатулке и наволочке, в которую завернута голова: более древний прием "узнавания" в романистике вряд ли сыщешь.
Гуль в рец. на "Петербургские зимы" писал: "Пусть в ней (книге. – А. А.) есть и преувеличения, и, конечно, кое-что от Dichtung'а, но все это дано с чувством меры и мастерства". Dichtung (вымысел) у Г. И. все же есть. Но всегда есть и хотя бы доля Wahrheit (истины). "Поэзия и правда" – во всем, что пишется со страстью – неразделимы.
На истинности того, что в феврале 1923 г. на Почтaмтской, 20, незадолго до отъезда Адамовича в Берлин, произошло убийство и что хозяин квартиры в нем участвовал, Г. И. настаивал и позже. По его версии, и сам Адамович говорил об этом "дельце" (как он сам его "игриво называл"). Окончательное суждение Г. И. по этому поводу более чем серьезно: "Откровенно скажу – будь я на месте Адамовича – не иначе как бы из чувства самосохранения на кушаке своем повесился бы еще в Штецине или на крайность в Берлине весной 1924 года – но Ваш новый прославленный сотрудник, что и говорить, "железная личность" (письмо от 2 апр. 1956). Конечно, свидетелем того, что он в "Деле Почтамтской улицы" описал как свидетель, Г. И. быть не мог. Но упорные слухи о каком-то мрачном событии, связанном с именем Адамовича, возникли не так много времени спустя после его отъезда. Например, П. Лукницкий записывает о разговоре у Ахматовой 19 дек. 1924 г.: "Говорили об Адамовиче и о том тяжком преступлении, в котором его подозревают" (П. H. Лукницкий. "Встречи с Анной Ахматовой". Т. 1. Париж, 1991, с. 13). Г. И. утверждал, что об убийстве на Почтамтской, 20, писалось в петроградской "Красной газете" в марте 1923 г. (в просмотренных номерах за февраль и март 1923 г. подобной информации не обнаружено). Возможно, какое-то преступление в этой квартире и произошло. И все же утверждать то, что утверждает в своей "Балладе" Г. И., прямых оснований до сих пор нет.
Ящик для хранения ценных бумаг.
Вот этот документ:
"Подтверждаю, что Георгий Иванов, живший в моей квартире в 1921-1922 г.г., уехал из Петрограда за границу осенью 1922 г. Я лично с M. B. Добужинским присутствовал при его отъезде на пароходе из Петрограда. 7/I – 1953 Г. Адамович".
В эмиграции слухи о "деле Адамовича" тут же были связаны с именем Г. И., его ближайшего петербургского друга, что, естественно, не могло не взволновать поэта. "…"Улететь в окно" с репутацией убийцы не хочется <<…>> Как быть?" – спрашивает он Гуля (письмо от 2 авг. 1957). Г. И. этими слухами был обеспокоен вполне серьезно. В другом письме, хотя и вплетая эту историю в литературный контекст – сравнением с убийством старухи-процентщицы Раскольниковым, – Г. И. все-таки считает необходимым оставить "будущему историку" свидетельство своего алиби: ""Убийство старухи" происходило в конце февраля 1923 года – Ваш же покорный слуга уехал за границу в октябре 1922 (на самом деле даже чуть раньше – в конце сентября. – А. А.<D>). Здравствующий М. В. Добужинский встретил меня на Николаевском мосту в день отъезда. Проводили вместе с актером Щербаковым (опасаясь, видимо, новых домыслов, о третьем провожающем – Адамовиче – Г. И. решает не упоминать. – А. А.<D>) до посадки на пароход. При случае спросите его, м.б. помнит. Поэтому галлюцинаций у меня на этот счет не имеется. Но вопрос, пущенный на этот раз именно Ходасевичем, на старости лет меня начинает беспокоить: не хотелось бы все-таки иметь в биографии ентакого пункта" (дата письма нам неизвестна, так как публикатор прислал только процитированный отрывок). Опасения Г. И. имели под собой реальное основание. Увы, тот же Ходасевич был прямым разносчиком компрометирующих Г. И. слухов. Вот свидетельство Ю. К. Терапиано, хорошо знавшего обоих поэтов: "…во время ссоры Иванова с Ходасевичем Ходасевич разослал многим писателям и другим лицам такое письмо: якобы в Петербурге Адамович, Иванов и Оцуп завлекли на квартиру Адамовича для карточной игры, убили и ограбили какого-то богача, на деньги которого затем все выехали за границу. Труп, разрезав на куски, вынесли и бросили в прорубь на Неве. Адамович нес, якобы, голову, завернутую в газету. Можете себе представить, какой был скандал: до сих пор то здесь, то там, то в Париже, то в Ницце, кто-нибудь рассказывает: "знаете…". Ходасевич клялся, что это правда и что будто бы ленинградская милиция требовала у парижской полиции выдачи "преступников", но "большевикам было отказано, т.к. французы подумали, что выдачи требуют по политическим мотивам" ("Минувшее". Т. 24. СПб., 1998, с. 283). Французы правильно подумали, если такой случай действительно имел место. Нетрудно представить себе судьбу Г. И. и Н. A. Oцупа, окажись они по этому "случаю" снова в России. "Достоверность" информации Ходасевича, имевшего к советским источникам доступ хотя бы через Горького, с которым долго был связан, свидетельствует между тем и в пользу Адамовича. Понятно, в чьих интересах было сеять подозрения и вносить раскол в эмигрантскую среду.