«Нет, рабочих так просто не поймаешь на меньшевистскую удочку», — подумал Фиолетов.
Он посмотрел на спокойного, с блестящими глазами на бледном лице Джапаридзе, занявшего место председателя, на стоявшего на трибуне Шаумяна. Утром Фиолетов не успел побывать в Совнаркоме, торопился и забежал только в ВРК, чтобы узнать последние новости с фронта. В комитете был Абдула, он рассказал про паровозного машиниста Виноградова, который устроил крушение поезда с турецкими войсками и погиб сам. Зпает ли об этом Шаумян?
Шаумян вышел вперед и остановился у края сцены. Он не любил говорить с трибуны — в годы подполья трибун не было.
— Товарищи! (Пятьсот человек, до этого шумно переговаривавшихся между собой, мгновенно смолкли, оборвав разговор на полуслове.) Нам с вами предстоит ответить всего на один вопрос: приглашать или не приглашать в Баку англичан, которые якобы будут нам помогать. Мнение товарищей большевиков, народных комиссаров и мое вы все, очевидно, знаете. Мы считаем, что приглашение англичан, в случае если оно состоится, явится непоправимой ошибкой, оправиться от которой Бакинская коммуна уже не сможет.
Прения были бурными. Влетел на сцену тот самый меньшевик, который толковал рабочему об английской булке.
— Пусть нам власть сегодня представит данные о реальной возможности самим отстоять Баку для России, мы тогда не только будем продолжать звать товарищей на фронт, но вместе с властью подпишемся на резолюции о ненужности третьей силы — англичан. Лишь в критический момент мы из двух зол выбираем меньшее.
— Ложь и лицемерие! — крикнул Азизбеков, поднимаясь на сцену. — Явившись сюда, англичане не захотят сражаться ради нас с турками, а если они, паче чаяния, и разобьют турок, то мы их никогда больше не выгоним из Баку.
— Прошу слова! — сидевший сзади Фиолетова правый эсер поднял руку. — В принципе я против приглашения англичан, но я диалектик, — он ударил себя кулаком в грудь, — и, как таковой, считаю следующее: коль военные специалисты находят, что без помощи англичан турок остановить нельзя…
Фиолетов напряженно следил за репликами. Да разве солдаты ее величества английской королевы будут драться за Советскую власть? Чепуха!
Смутные подозрения об измене, о сговоре с англичанами тех, кто сейчас должен был сдерживать натиск турецких войск, но позорно отступал, не давали ему покоя. Войсковой старшина Бичерахов. Его пригласил Шаумян, поверив в искренность этого бывшего царского офицера. Хорошо обученные, обстрелянные казачьи части, входившие в состав русского экспедиционного корпуса в Персии, им бы и преградить туркам дорогу к Баку. Но они отступают, а сам командующий Бичерахов сидит в украшенном персидскими коврами шатре и играет в шахматы со своим офицером связи подполковником Клеттербеком из индийской армии. Что все это значит?
Окна были раскрыты настежь, и Фиолетов видел толпу, стоявшую на улице с плакатом: «Баку только для Советской России». Ждали, какое решение примет Совет. Палило солнце, но никто не уходил. Потом солнце повернуло к западу, зашло за дома, и на тротуары пала спасительная тень. Народ продолжал стоять. За открытыми окнами решалась судьба Бакинской коммуны.
Наступили сумерки, когда Джапаридзе зачитал резолюцию большевиков.
— Прошу голосовать!
Фиолетов облокотился на спинку стоящего впереди стула, сжал ладонями виски и, ничего не видя и не слыша, сидел так, пока не раздались аплодисменты. Он открыл глаза и ахнул: аплодировали справа.
Тишина воцарилась сразу, как только встал Шаумян.
— Вы не нашли еще Англию, — он повернулся к правым, — но потеряли российскую центральную власть, вы не нашли еще англичан, но вы потеряли нас. Приглашение англичан считаем предательством по отношению к революционной России. Создание коалиционного правительства из трех партий отвергаем, ибо оно будет выполнять волю англичан. Мы отказываемся от постов народных комиссаров, — он чуть помолчал. — Но будем защищать Баку. Кроме того, как представитель цептральной Советской власти в Закавказье, я доведу до сведения Совнаркома РСФСР о вашем предательстве, и вы ответите за это.
В своей опустевшей квартире Фиолетов теперь почти не бывал и все время проводил на призывных пунктах и на промыслах, где формировались рабочие батальоны. Турки подошли к Баку. У Волчьих ворот держали оборону моряки с парохода «Авиатик» и рабочие завода «Кавказ-Меркурий». Отряд Петрова, потерявший в боях две трети своего состава, отступил в Баку и занял позиции на Петровской площади.
Утром 4 августа Фиолетов пришел сюда. Под чахлой тенью тополя сидел Абдула и записывал добровольцев. Записавшиеся тут же обучались стрельбе и уходили на фронт.
— Здравствуй, Ванечка! — приветствовал его Абдула.
— Здравствуй, Абдула! Что ты собираешься делать, когда придут англичане?
— То же, что и ты. Бороться, чтобы они поскорей ушли.
К причалу подходил военный корабль под английским флагом. Судно пришвартовалось, и по трапу сбежали обожженные солнцем солдаты Гентского полка с короткими ружьями, в шортах цвета хаки и в пробковых шлемах с повязанной вокруг тульи кисеей. Около трапа навытяжку стояли представители только что созданного «правительства» — «Диктатуры Центрокаспия».
Фиолетов прикинул на глазок, сколько прибыло английских солдат, получилось не больше двухсот.
— И это все? — спросил Абдула. Фиолетов усмехнулся:
— Да, подмога надежная, что ни говори!
Солдаты быстро построились и под специально разученный для этого случая марш Гентского полка, исполняемый оркестром «Диктатуры», двинулись к центру города.
Вечером в бухте показалось расцвеченное фонарями посыльное судно «Астробад». На нем новое правительство торжественно принимало «дорогих гостей». Фейерверк. Бочки с вином. На следующий день в газете появился восторженный отчет о банкете на судне. Приветственную речь держал дашнак Аракельян: «Этот день является историческим днем в жизни обоих государств, ибо в этот день произошло восстановление разорванного большевиками союза. Баку будет историческим городом, так как с него первого началась борьба с большевиками».
— Каков мерзавец! — пробормотал Фиолетов, комкая меньшевистскую газету.
Прошло несколько дней, но положение к лучшему не изменилось. Ждали, что с часу на час турки ворвутся в Баку. Гул недалекого сражения доносился до окраинных улочек, по которым метались нагруженные скарбом обыватели. Дружинники с красными повязками на рукаве тщетно пытались восстановить хотя бы приблазительпый порядок. Строем прошла рота англичан, горожане с мольбой смотрели на них, ожидая, что они пойдут в ту сторону, откуда доносилась ружейная пальба, но солдаты остановились возле гостиницы «Европа», где разместился штаб английских войск.
Ночью подошли еще два парохода из Энзели, и число английских солдат увеличилось на несколько сот. Кормить их в Баку было нечем, и глава военной миссии Великобритании генерал Денстервпль включил в солдатский паек черную икру, которую плохо разбиравшиеся в русских деликатесах английские солдаты называли «селедочной мазью». Одновременно он отдал распоряжение об отправке в Англию нескольких судов с бакинской нефтью.
На Петровской площади сосредоточились все верные Советской власти вооруженные силы. Поблизости переселились из своих квартир бакинские комиссары с семьями. Дымили походные кухни. Горели костры. Ржали изнуренные зноем кони. Ближайшие дома были превращены в казармы, но мест не хватило, и на площади стояли солдатские палатки, в которых жили латышские артиллеристы. На многих красноармейцах белели бинты повязок.
— Вот так, Иван Тимофеевич… — Шаумян виновато улыбнулся, будто это он был виновен в развале фронта. — Корганов, вернувшийся из Сумгаита, доложил, что фронт длиною в тридцать две версты охраняют всего четыреста человек.
Фиолетов тяжело вздохнул. У него за поясом торчал револьвер, из которого ему так и не удалось ни разу выстрелить.
— Вы напрасно поглядываете на свое оружие, Ванечка, — сказал Шаумян. — Комиссар Фиолетов был нужнее здесь, чем там.
А тем временем далеко от Баку, в Москве, пристально следили за событиями в Азербайджане. Владимир Ильич Ленин по-прежнему требовал точной информации о положении дел.
Еще 29 июля на объединенном заседании ВЦИК, Московского Совета, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов Москвы Ленин отмечал, что в условиях, когда предательские партии пошли на сговор с англо-французским империализмом, не может быть ни минуты сомнения в том, что бакинские большевики поступили правильно. «Если же вопрос стоит так, — подчеркивал Владимир Ильич, — что, приглашая англичан якобы для защиты Баку, пригласить державу, которая теперь скушала всю Персию и давно подбирается своими военными силами для захвата юга Кавказа, т. е. отдаться англо-французскому империализму, то в этом случае у нас не может быть ни минуты сомнения и колебания, что, как ни трудно положение наших бакинских товарищей, они, отказываясь от такого заключения мира, сделали шаг, единственно достойный социалистов не на словах, а на деле. Решительный отказ от какого бы то ни было соглашения с англо-французскими империалистами — единственно правильный шаг бакинских товарищей, так как нельзя приглашать их, не превращая самостоятельной социалистической власти, будь то на отрезанной территории, в раба империалистической войны».
