1894 год
2 января.
Долго сидел Суворин. Рассказал, что царь так выразился про своих министров: «Когда Дурново мне докладывает, я все понимаю, а он ничего не понимает; когда Витте — я не понимаю, но зато он все понимает, а когда Кривошеин — ни он, ни я — мы ничего не понимаем».
3 января.
Никольский рассказал, как Витте свалил Абазу. Уезжая в Туркестан, Вышнеградский, поручая Тернеру покупку золота и не доверяя его способности, написал, в какие дни эту покупку производить, но заранее посоветоваться насчет покупки с Абазой. Тернер буквально исполнил приказание. Узнав расчеты Вышнеградского, Абаза заранее телеграфировал в Одессу Рафаловичу купить ему золота, чтобы выиграть при перепродаже. Рафалович — друг Витте. Он показал ему эту депешу и объяснил, что таким путем, с его помощью, Абаза выиграл 700 тыс. Это было главное обвинение Витте царю на Абазу, который вследствие этого должен был покинуть свой пост и уехать навсегда за границу.
4 января.
Вспоминали Филарета, когда он в молодости был в Петербурге, кажется, ректором Академии, он был тогда в большой моде благодаря своим проповедям. Царица Мария Федоровна пожелала услышать его проповедь в Зимнем дворце. Он сказал слово о суете мирской. Царица приняла это на свой счет, очень была недовольна, и с тех пор Александр I ни разу не пригласил его служить во дворце, и он уже не стал пользоваться расположением двора.
6 января.
Сегодня Кази прислал стихи. Кажется, он автор их, но не признается:
1) По Государственному контролю.
Дело, рассмотренное Комитетом министров 21 декабря 1893 года.
Перед сановников собором,
В обмане Тертием уличен,
Рек Чихачев с поникшим взором:
«Я в заблужденье был введен, —
Увы! — своими же чинами,
И потому лишь без работ
Балтийский оставлял завод,
В чем каюсь искренно пред вами.
Но бог меня сейчас срази,
Пошли на голову проклятье.
Нет в слухах доли вероятья,
Что этим сжить хотел Кази.
Клянусь, досель я озабочен,
Что бросил флот он сгоряча,
Зане могу сказать, что очень
Ценю Михаила Ильича».
Сказал и сел он в кресло снова,
И благость мудрого творца
Не поразила вдруг лжеца,
В живых оставив Чихачева,
Чтоб он долгался до конца.
Из сей новеллы мы едва ли
Не извлечем такой морали,
Что может министерский пост
Занять отчаянный прохвост.
2) По Морскому министерству.
Пусть гибель страшная «Русалки»
Для флота русского позор,
Пусть броненосцев наших свалки
Средь бела дня ласкают взор,
Пусть ценза мудрого секреты
Плодят бездарных моряков,
Пусть гибнут старые заветы
Покойных славных стариков,
Пусть ядом заражен тлетворным,
Лишь зову выгоды внемля,
Моряк стал жалким и покорным
Рабом презренного рубля, —
Винить не стану Чихачева,
Ему ведь — доблесть, честь и дух —
Совсем неведомых три слова,
Он равнодушен к ним и глух.
Так мудрено ль, что рыцарь злата,
Торгаш, маклак не ждет невзгод,
И за спиной царева брата
Спокойно губит русский флот?
3) По Министерству путей сообщения.
Был офицер, крупье был он затем,
Услужливый Артюр, старух любимец,
Подрядчик, голова, делец и всем,
Чем может быть в России проходимец.
Министром только не был он,
Но, словно миру в поученье,
Кого приблизить может трон, —
Министром стал путей сообщенья
Вдруг Кривошеий, Аполлон.
7 января.
Обедали у нас Куровский и Суворин. Куровский сказал, что вчера на выходе Витте пристал к Дурново, чтобы он дал предостережение «Новому времени» за статьи насчет «выколачивания» податей. Суворин согласился с Куровским, что в этом вопросе «Гражданин» прав в своих нападках на «Новое время», которое начало этот вопрос по случаю статьи о нем в «Биржевых ведомостях», органе, как всем известно, получающем подобные сведения от самого Витте, так что юридически «Новое время» не виновато.
16 января.
Анастасьев про Муравьева сказал, что его очень любит вел. кн. Сергей Александрович и что он и указал на Муравьева царю.
27 января.
Подробности скандала в Нижнем Тагиле. Знаем мы их от исправника и земского начальника Сангайло, прибывших на днях из Перми, где видели Погодина. Население заводское отказалось от всяких платежей и затеяло волнение — побило двух жандармов, полицию, и даже земский начальник был оскорблен действием. Губернатор прибыл туда немедленно, также 4 роты солдат, и была задана такая порка, какой не видала губерния. Более 100 человек отправлено в Екатеринбург под караулом, 63 выпорото, — некоторым давали по 80 розог.
20 марта.
Сегодня Волконский рассказывал про Достоевского, что с ним познакомился в Сибири, когда он был закован в кандалы и работал в качестве арестанта — выгребали нечистоты. Достоевский говорил Волконскому, что во время этой тяжелой своей жизни он мирился со всеми лишениями — физический труд, стол он переносил, но чего не мог переносить, что его угнетало, это — цепи. Особенно ночью было ужасно лежать на наре скованным между двумя убийцами.
Вел. кн. Сергей Александрович едет в Дармштадт к Алисе, сватать ее цесаревичу.
27 марта.
Назаревский рассказал про следующую резолюцию, положенную царем на «Царское обозрение» 24 марта по случаю предполагаемого газетой празднования 750-летия Москвы. Царь написал: «Никаких юбилеев 750-летия нет, и нельзя допустить, чтобы празднования подобных всероссийских юбилеев были решаемы газетами и крикунами». На том же обозрении Дурново пишет:
«Государь изволил мне сегодня лично выразить о необходимости сделать распоряжение, чтобы о юбилее 750-летия существования Москвы ничего больше не писалось и чтобы печать не позволяла себе впредь подобных выходок».
31 марта.
В субботу уезжают в Кобург на свадьбу дочери Эдинбургской — цесаревич, Владимир и Сергей с женами и Павел. Надеются, что цесаревич там посватает Алису Гессенскую. Тогда его теперешнюю страсть, Кшесинскую, надо будет удалить из Петербурга, иначе выйдет плохо.
Николай II с сестрами Гессенскими — Александрой Федоровной (слева) и Елизаветой Федоровной.
8 апреля.
