С. Я вспоминаю стих о Боге и солдате, начинающем молиться, только когда приспичит.
М. Вы можете добавить туда и полицию.
Хотя большая часть интервью Мюллера носит вполне серьёзный характер и иногда насыщена чисто техническими подробностями, случаются и моменты сугубо комические. Свидетельство тому – приведённый ниже спор о технике допроса.
С. К сожалению, ваша пропаганда методов гестапо такова, что я не вижу рационального пути, чтобы переубедить джентльменов из Вашингтона. Ваше имя для них ничего не означает, но гестапо безусловно ассоциируется с камерами пыток и тому подобным.
M. Вам не стоило начинать с такой ахинеи.
С. Но мы уже начали. Пропаганда необходима, чтобы подхлестнуть энтузиазм во время войны. Вы знаете это.
М. Я – да, но наши заседания на Принцальбрехтштрассе были не тем, что вы думаете. Мы, немцы, очень бюрократичны и любим следовать принятому порядку: дикие сеансы пыток, избиения, горячие утюги и вся эта дребедень. Я не устаю повторять, что нам бы следовало привезти Железную Деву из Нюрнберга и установить её в комнате допросов. Вы знаете о Железной Деве?
С. Нет.
М. Это железный футляр с фронтальной частью, которая наполовину открывается. Положите жертву внутрь и закройте дверцу, внутренняя сторона которой полна острых шипов. Они вонзаются в глаза, мозг, сердце. Я всегда думал: если мы разольём немного фальшивой крови на полу перед этим приспособлением, подозреваемый будет более склонен спеть нам свою песенку. К сожалению, музейные хранители в Нюрнбергском дворце не дали мне её напрокат, и я уверен, что до сегодняшнего дня многие из них думают, что мы действительно хотели использовать это. Кроме того, люди были умнее в те дни, и это убедило бы 15-летнего мальчика, но не взрослого человека. Но зато у нас были Гертруда-крикунья, Безумный Доктор и Хорст Копков.
С. Когда вы так на меня смотрите, генерал, я знаю, вы хотите, чтобы я настаивал на объяснении. Хорошо, кто была Гертруда-крикунья?
М. Машинистка в нашем офисе. Мечтала стать оперной певицей, хотя не имела ни малейших способностей к пению… Но боже мой, как она кричала! Знаете, мы приводили подозреваемого и оставляли его одного в специальной комнате для допросов. Тогда я или кто-то ещё, обычно я, потому что я мог держать себя в руках и не смеяться, когда не надо, начинал допрос. Примерно через полчаса один из моих людей, который выглядел как цирковой придурок – с огромными руками и головой… надо сказать, милый парень на самом деле, но выглядел как монстр… открывал дверь и заявлял, что мы только что арестовали жену подозреваемого и она сейчас наверху. Мы помещали Гертруду в соседнюю комнату, давали ей булочки с кремом, бутылку минеральной воды и Копкова в придачу, у которого был громкий отвратительный голос, который начинал выкрикивать угрозы. А кончалось тем, что он бил кожаный мешок… знаете, из тех, что используют боксёры… большой палкой. Боже мой, это звучало абсолютно ужасно. И Гертруда закидывала голову и начинала кричать на пределе своих возможностей.
Обычно этого было достаточно, чтобы подозреваемый взмок и рассказал то, что мы хотели узнать. Иногда он оказывался стойким, и тогда Копков кричал, что разобьёт пальцы его супруге. Что он и делал: разламывал большой пучок сельдерея, и тогда Гертруда начинала визжать. Конечно, мы объясняли ей, кто находится в соседней комнате, и она начинала звать его по имени и просить о помощи.
С. Это действительно слишком.
М. Это всё ничего, мой друг. Если он и в этот момент не признавался, Копков начинал трясти мешок, Гертруда вопила, как сирена при воздушном налёте, и раздавался дикий грохот, – это Копков ронял кресло, и наступала тишина.
А человек по кличке Безумный Доктор был нашим секретным оружием. На самом же деле он был водителем и абсолютно приличным человеком, но выглядел странно – узкое лицо, очки с толстыми линзами и всклокоченные волосы. Мы засовывали его в белый врачебный халат, забрызганный красными чернилами. Он открывал дверь после того, как кресло падало и говорил мне, что этот костолом сломал даме ногу. Обычно с этого момента подозреваемый начинал болтать и не мог остановиться, как заевшая пластинка.
Конечно, возникали проблемы. В жаркие дни мы оставляли окна открытыми, и голос Гертруды разносился по всей Унтер ден Линден. На нижнем этаже было много секретарш, и они все могли слышать эти вопли, поэтому их отправляли в такие дни домой. Одному богу известно, что они рассказывали у себя дома. Однажды «кровавый доктор» спустился в туалет, и секретарша, увидев его, от страха упала и сломала ключицу. Я приносил ей цветы в больницу, но не мог объяснить, что происходило на самом деле. Если хочешь спать спокойно – о таких вещах лучше никому не рассказывать. И я сказал ей, что наш доктор – лунатик, он убежал из сумасшедшего дома и от нас тоже, после чего у него началось носовое кровотечение. Чепуха, конечно, но чернила всегда смотрелись свежей кровью, и мы могли ввести в заблуждение любого.
С. Судя по тому, как она кричала, она вероятно была довольно толстой?
М. Она была пухленькой. Но, по крайней мере, сельдерей тратился не весь. Остатки мы посылали поварам в столовую, и это шло в суп. Вы в порядке? Пожалуйста, постарайтесь, чтобы вас здесь не стошнило.
(Пауза.)
С. Я не могу с собой совладать.
М. В вашем возрасте надо себя контролировать. Вы разлили кофе по всему столу. Постарайтесь быть аккуратнее. Признаюсь, хотел развеселить вас, но у вас, по-моему, истерика.
С. Сельдерей…
М. Да, я терпеть не могу, когда продукты пропадают впустую.
С. Образы в моём сознании… Извините, но ничего не могу поделать. Вы были так серьёзны 10 минут назад, и теперь это дело с…
(Пауза.)
М. Я просил вас контролировать себя. Что думает моя очаровательная стенографистка? Гертруда… пожалуйста, сделайте попытку взять себя в руки.
С. Выбросьте это из протокола.
М. Конечно, когда подозреваемый находил свою жену за чтением романа, в то время как он думал, что наша маленькая театральная группа делает из неё кошачьи консервы, он был ужасно обрадован.
С. Я… это звучит как Зигфельд Фоллес.
М. Что это такое?
С. Водевиль. Фарс, балаган. Боже мой, там у вас регулярно был цирк…
М. О нет! Это шутка. Хотел вас рассмешить, и, признаюсь, я тоже нахожу это забавным. Поправьте меня, и мы будем очень серьёзны по всем вопросам. Шутка всё упрощает. Если вы можете немного посмеяться – вы мгновенно приходите в себя. Гитлер любил водевили. Любил ходить в театр и смотреть на танцоров и комедиантов. У меня было когда-то чувство юмора, но я как-то растерял его.
С. Я так не думаю.
М. Как великодушно с вашей стороны приписывать мне человеческие чувства.
