Местная шпана в двадцатые годы нового уже века развлекалась по своему, а хлопцы с Холодной горы встречали чужаков по-прежнему неласково. Появляться здесь парням из других районов города считалось делом небезопасным, особенно, если вечером провожали они до дома тамошних девчат.
Уж не знаю, чем привлекали ребят холодногорские дивчины, однако пользовались они явно успехом: отец рассказывал, что и он неоднократно поздними вечерами провожал туда своих подруг.
Местные парубки соседствовали между собой, вместе росли и время проводили, держались всегда дружно и нагло, девчат своих не трогали, а над их провожатыми, разодетыми в чистые костюмчики, куражились.
Нередко заставляли мерить спичкой пыльную, а по весне и осени грязную улицу; если счет, по мнению мучителей, не сходился, приказывали перемерить заново. Хорошо, если после такого унижения не пускали кавалеру из носа красную юшку. Случалось, ухажер попадался не робкого десятка и давал отпор, тогда били его безжалостно, могли и сильно покалечить.
Поэтому в далекой юности, провожая на Холодную гору в сгущавшихся уже сумерках свою зазнобу, правой рукой незаметно расстегивал мой отец кобуру, где лежал надежный бельгийский браунинг (под левую руку держала его дивчина). На обратном пути он и вовсе перекладывал пистолет в карман.
Впрочем, носил отец форму красного командира, может, поэтому с ним никакого такого конфуза не приключилось ни разу.
Вернемся, однако, в век XIX-й…
Ходили тогда в народ народники, бросали бомбы эсеры, началась и окончилась война на Балканах, вступил на Престол в 1881 году Александр III, а в 1894 году – Николай II, это был уже четвертый Российский император при жизни моего прадеда.
В начале уже века XX-го завершилась неудачно для России война с Японией, прокатилась по стране первая русская революция, не остались при этом в стороне и харьковские рабочие. Но настали уже другие времена, стала другой и Россия.
Менялся облик Харькова: появился здесь водопровод, газовые фонари освещали теперь не только центр города, но шагнули они и на многие другие улицы, пустили первый трамвай на электрической тяге.
В 1906 году построили на Николаевской площади новое трехэтажное здание Санкт-Петербургского Коммерческого банка, с тех пор у его дверей стоял в швейцарской должности Иван Арефич, как вспоминал мой отец, с седой бородою до пояса, весь в галунах. Давно и хорошо знали его не только служащие банка и клиенты, но многие, кто проходил тогда по главной площади Харькова.
После 1906 года переехала на новое место жительства семья Ивана Арефича: сам он с женою Ульяной Дмитриевной, сын Александр с женой и четырьмя детьми, младшим из которых тогда был мой отец. Переехали они с Рыбного переулка в небольшую, но теперь отдельную квартирку на первом этаже упомянутого нами здания банка…
В мае 2000 года, для того чтобы уточнить некоторые детали и обстоятельства, а также, по возможности, найти интересовавшие меня документы, приехал я в Харьков. Пришел к дому № 24 на площади, переименованной когда-то в площадь Тевелева, теперь же называлась она площадью Свободной Украины. Дом сохранил свой прежний облик, на фасаде, наверху, надпись: «Санкт-Петербургский Коммерческий банк» и давний порядковый номер.
В доме размещается теперь Театр кукол. Справа от парадной двери, у которой в начале XX века в солдатском мундире и с регалиями стоял Иван Арефьев, находится подворотня с наглухо запертыми железными створками ворот – это вход во внутренний дворик.
Я попросил вахтера пригласить кого-нибудь из дирекции театра, чтобы получить разрешение пройти в здание, а затем, через черный ход, и во двор.
Вышли ко мне двое мужчин и, узнав о цели моего визита, любезно провели меня по лестнице в несколько ступеней в холл и далее в зрительный зал, который во времена моего прадеда был залом операционным.
Проводили меня и в то крыло, где когда-то находилась служебная квартира швейцара, поблизости от нее располагался тогда главный сейф банка, встроенный в виде отдельной сейфовой комнаты. Бронированная дверь, толщиною сантиметров двадцать – тридцать теперь всегда полуоткрыта и выходит в смежное небольшое помещение, за стеной его и жила долгие годы семья Арефьевых.
Прошли мы в узкий дворик, окруженный кирпичными стенами домов – сюда выходили два окна квартиры прадеда, здесь же давным давно играли внуки Ивана Арефича.
Кстати, из-за створок ворот хорошо видна вся площадь, поэтому свидетелями событий, которые происходили в центре города в дни революции и Гражданской войны, стали и дети, и взрослые Арефьевы, через эти ворота проходили они в свою квартиру, минуя парадную дверь.
Я сфотографировал здание со двора, с «черным» ходом и окнами, потом сравнил снимки со старыми семейными фотографиями начала XX века – все совпадало…
Тепло распрощался я с моими провожатыми, сожалея лишь о том, что, по их словам, разминулся я с внуком владельца банка. Незадолго до того приехал он откуда-то из-за границы, зашел в здание, которое принадлежало когда-то его семье, посидел на ступеньках, ведущих в зал. По лицу взрослого, пожилого уже мужчины текли слезы…
К исходу 1908 года служба Ивана Арефича в должности швейцара подошла к концу, теперь уже не под силу было ему весь день стоять на ногах, встречать и провожать посетителей банка – исполнилось солдату 78 лет.
Чтобы не потерять казенную квартиру, сменил отца на этой должности сын Александр, для чего пришлось оставить моему деду работу переплетчика в типографии немца Адольфа Дарре, что размещалась на Московской улице в доме № 19, там с братом Иваном трудились они с юношеских лет.
В теплые дни выходил Иван Арефич во двор, тащил тогда старший его внук Костя табуретку для деда и скамеечку для себя. Был он единственным внимательным слушателем старика. Вспоминал тот молодые свои годы, службу на Кавказе, дальний путь в Сибирь, боевых товарищей, на память пересказывал присягу и уставы, объяснял, как мог, правила стрельбы.
А Косте все это в охотку, по команде деда управлялся он с метлой, как с ружьем, учился делать выпады и защищаться в рукопашном бою…
С тех пор как покинул он швейцарскую должность, только раз надел Иван Арефич мундир, случилось это в 1909 году, когда отмечали в России пятидесятую годовщину победы в Кавказской войне.
По такому случаю учредили крест «В память пятидесятилетия покорения Восточного Кавказа», на нем даты: 1859-1909 г.г. и вензеля Николая II и Александра II. Газеты писали, что участников тех событий почти уж не осталось, прадед мой объявлять о себе не стал, а годовщину эту решил отметить по своему.
Сентябрьским днем, когда вернулся из школы Костя, дед Иван ждал уже его в полной мундирной одежде. Взял он за руку внука, которому не исполнилось еще одиннадцати лет, и отправились они к стрельбищу за Университетский парк. По дороге обогнала их рота Пензенского полка (Штаб его располагался тогда на Екатеринославской улице).
