Но скоро пришло разъяснение. Оказывается, против меня началось следствие. Уже вызывают на допросы. Собираются предъявить: "Эксперименты на людях".
В Брянской больнице за пять с лишним лет я развернул большую хирургию. Одних только резекций легких при раках, нагноениях и туберкулезе было сделано свыше двухсот. Получены отличные результаты. Все удаленные части легких исследовались. Исаак собирался написать по ним диссертацию. Поскольку провинциалам в столицах не верят, то весь материал хранился, складывался в бочки с формалином. И вот пришел следователь с милиционером и бочки эти опечатал. Исаака допрашивали: "Подтвердите, что Амосов удалял легкие здоровым людям".
Следующим актом было партийное собрание больницы. Там об убийствах было сказано в открытую. И никто не выступил в мою защиту. Секретарем была Игрицкая, старый гинеколог, во всех видевшая обманщиков. Следствие покатилось и понемножку набрало силу. Подоплека обнаружилась потом: муж одной больничной сестры, следователь, захотел на мне сделать карьеру, раскрыть преступника-врача. Как раз перед тем в Москве арестовали группу кремлевских терапевтов-отравителей во главе с Виноградовым и уже описали в газетах их вредительство.
Несмотря на мою информированность по части тюрем и лагерей, я в то время не испугался: удаленные куски легких с кавернами, абсцессами и опухолями говорили сами за себя.
Только потом мне разъяснили знающие люди, что в препарате, наряду с пораженной частью, есть и очаги здоровой легочной ткани: этого требует радикальность операции. Так вот, в те времена запросто можно было найти экспертов - патолога и хирурга, которые сказали бы, что был эксперимент, что вырезано слишком много здорового. И что вообще можно было больного не оперировать: сам бы поправился, лекарствами. И доказать противное было тогда совершенно невозможно.
К счастью, 5 марта 1953 года Иосиф Виссарионович скончался. Дело умерло, не родившись. Как известно, профессоров-преступников скоро освободили. Врач из кремлевской больницы, на показаниях которой основывалось обвинение, сначала получила орден Ленина, потом исчезла.
Так что, Амосов, не жалуйся на судьбу, было счастье.
Дневник. 23 января 1988 года. Суббота, утро
Давно не писал. Казалось, уже и не вернуться.
Живи, как живется, и не пытайся что-нибудь оставить для потомков. Никто читать не будет. Пример близкий: отец писал дневники в плену, в Германии в 1915-1918 годах. Помню маленькие записные книжечки, штук двадцать, с мелким, очень разборчивым почерком в каждой клетке. На удивление, они сохранились. Так же как и стопа открыток из плена, которые шли через Красный Крест. Кто их прочитал? Только мама. Я в ранней юности пробовал, прочел пару книжечек и оставил до лучших времен. Потом дневники попросила Надежда, двоюродная сестра. Она их и потеряла... А какой там был материал! Так и с моими будет.
Следовательно, писать много не стоит.
События личные: с Нового года считаюсь в отпуске, но дома провел пять дней, а остальные ходил в Институт. Оперировал дважды в неделю, в Москву ездил. В Академии заседал - все "при деле".
С лекцией "Мифы, реальности и идеалы" был конфуз. "Вечерний Киев" 7 января опубликовал "Открытое письмо академику Амосову". Автор - Тойма, обозреватель-философ. Очень деликатно и вежливо обвинил в противоречиях Марксу и Ленину. Все близкие друзья возмутились, а я - ничего, даже позабавился. Демократия! Те, кто понимает, те приняли как раз наоборот, поскольку любые иконы надоели.
По-честному, товарищ еще мало написал...
Общество наше бурлит. Высшее начальство старается создать видимость цивилизованного строя: гласность, мол, не хуже демократических свобод, в экономике - возрождение частной инициативы - и все вместе обеспечит невиданный подъем во всех сферах жизни. Плюс к этому - реальная перспектива мира...
Брюзжать не буду, сдвиги в части информированности и свободы частных разговоров - большие. Но ни о какой истинной демократии и речи нет. Либерализация - да, но не больше. Не то что напечатать что-нибудь, сказать публично нельзя. То есть разок гавкнуть можно, но следующего случая не представится. Не посадят, конечно, но трибуны не дадут. И "поправят", и давление окажут, кругом связаны по-прежнему.
Амосову, например, могут сказать: "Пора на пенсию" - теперь есть решение - после 70 даже академик не может занимать постов, только "советника". Сохраняют зарплату, но разве в ней дело?
Однако движение вперед есть, и надежды есть. Но пока еще сделаны такие шаги, что отыграть назад можно с одного дня. Аппарат ограничений - весь на ходу.
Сталинские и брежневские дела хорошо трясут. Появилось нечто большее - намеки, что коллективизация вообще была ошибкой, что индустриализацию можно было сделать меньшей кровью, так же, как и войну выиграть. И даже, что войны вообще могло не быть и что фашизм вызван к жизни неумелой политикой сталинского Коминтерна, вражды с социал-демократами. А уж нэп - вообще благословенное время. Пьесы Шатрова "Брестский мир" и особенно "Дальше - дальше" - явление совершенно немыслимое даже после XX съезда.
На этой неделе в "Литературной газете" напечатали об Узбекистане такие страсти, что трудно представить (В.Соколов. "Зона молчания"). Феодализм и средневековье.
Вчера делал отчет за год. Думаю, что наше учреждение - одно из немногих, что идут в ногу с партией. В самом деле: операций - 4400 - против 3500 в прошлом году. Операций с АИКом - 1560 против тысячи. Смертность общая - 4,6 процента, а было - 6,2. То же при АИКах - 11,2 и 16,8.
Гласность - полная. Демократия - еще не вся. Совет пока дальше распределения денег не идет, но я их активизирую. Скоро будут перевыборы всех заведующих и меня. Заработки повысились весьма значительно с января: у ведущих профессий (хирурги, реаниматоры, анестезиологи, перфузиологи) приблизительно на 50 процентов, у остальных - на 25-30.
Мне совет тоже предлагает платить, но я гордо отказываюсь. Вполне искренне. За удовольствие нужно самому доплачивать, а не что-то получать.
Отчет был очень подробный. "Вскрыл резервы" - почти треть коек занята больными зря: или на обследовании не подлежащие операции, или ожидающие ее. Операции сами по себе занимают только три часа в день у хирургов и 4-5 - у анестезиологов. Обследовательский комплекс и поликлиника тоже имеют резервы мощности, так что дело упирается только в поток больных. Пока жаловаться грех- поступает много. Поэтому грандиозные планы более или менее реальны. В Москве заседал Экспертный совет по кардиохирургии (новая затея), встретился со всеми коллегами. Мы так далеко впереди, что даже трудно представить: приблизительно в два с половиной раза производительнее работаем.
