Правильное решение обеспечило успех буксировки «Марины Расковой». Как только рассвело, транспорт был вторично взят на буксир «Гремящего», и конвой возобновил медленное движение к Новой Земле сквозь ураган, который все еще но ослабевал. Вторично «Громкий» обнаружил вражескую подводную лодку, пробомбил район обнаружения глубинными бомбами и не только не дал противнику возможности выпустить торпеды, но и вынудил его отказаться от преследования конвоя.
На пятые сутки похода (вместо 50–60 часов в нормальных условиях) эсминцы доставили транспорт в губу Белушья. По сути, они спасли его.
[183]
...Вижу удовлетворение на осунувшемся лице Гурина, когда он заканчивает докладывать о перипетиях новоземельского конвоя, и вполне разделяю ее. Надо особо отметить в приказе по флоту, что сложная буксировка аварийного транспорта проводилась в условиях боевой обстановки, несмотря на ураган, и явилась очень серьезной проверкой и экипажей обоих эскадренных миноносцев, и самих кораблей. Только теперь, когда стали известны все подробности, вырисовывается общая картина похода, который действительно следует назвать коллективным подвигом североморцев. Прискорбный случай с прошлогодним разломом «Сокрушительного» не в укор нашим кораблестроителям. А этот новоземельский четырехсуточный конвой в урагане достаточно характеризует отличные мореходные свойства эскадренных миноносцев, построенных ленинградскими мастерами: выдержать такое испытание дано не всякому кораблю. И не каждому, кто называет себя моряком. Выучка и морская закалка, слаженность и умение экипажей «Гремящего» и «Громкого» не теряться при чрезвычайных происшествиях — налицо в новоземельском конвое. Тут прежде всего большая заслуга командира дивизиона эскадренных миноносцев. Еще раз я убеждаюсь, что не ошибся, остановив свой выбор на Гурине.
Около полутора лет назад, 26 июня 1942 года, я писал о нем в «Правде»:
«Неизмеримо возросло и отточилось боевое мужество моряков нашего надводного флота. Среди них есть немало «старых северян», которые, подобно капитану 3 ранга Гурину, превосходно изучили сложное искусство кораблевождения в изменчивых и суровых условиях Заполярья. Недаром говорят про Гурина, что нет такой узкости, через которую не сумел бы он провести свой корабль при любом шторме; нет такого шторма, который застал бы его врасплох. Эти качества добыты в походах мирного времени, в долгом и упорном труде моряка».
Характеристика Гурина стала складываться у меня с первых дней командования флотом, когда я впервые побывал на «Гремящем». Бывший пастушонок из белорусской деревни Шпильки, пришедший на флот добровольцем, Гурин тогда же произвел на меня впечатление по только человека на своем месте, но и растущего, все время расширяющего кругозор, способного быть вообще военачальником, командовать больше чем одним кораблем.
[184]
И «Гремящий» сразу понравился мне четкой организацией корабельной службы, деловой готовностью его экипажа к немедленному выполнению любого задания. Все это было результатом многих и постоянных тренировок, проводимых Гуриным без суеты и надрыва, с методической последовательностью настоящего командира-воспитателя, который не только требует, но и разъясняет, не только приказывает, но и показывает, управляет, являя тем самым пример офицерам, подчиненным ему. Дружный, слаженный воинский коллектив, каждый человек в котором — офицер и матрос — знал свое место, был подготовлен и нацелен на сознательное, самоотверженное преодоление трудностей, — таким увидел я экипаж «Гремящего» еще в мирное время.
Гурин принял этот корабль, когда последний находился в достройке у причала одного из ленинградских заводов. С тех пор все, что по сей день составляет историю «Гремящего», неразрывно связано с Гуриным. До войны — это переход из Ленинграда по Беломорско-Балтийскому каналу на Север; поход полярной ночью на помощь ледокольному пароходу «Георгий Седов», только-только вырвавшемуся из ледового дрейфа через Арктику; поход в губу Скорбиевская, где выскочила на камень подводная лодка. «Гремящий» был послан обеспечивать ее и оказывать помощь буксиром. Якорная стоянка в губе выдалась очень трудная из-за свежей погоды, но командир «Гремящего» не воспользовался неблагоприятными обстоятельствами, которые позволяли ему сослаться на них и уйти в безопасное место. Формально он мог это сделать и оставить лодку на произвол судьбы. Долг моряка — вот что оказалось сильнее всяких формальных прав и, вне сомнения, сыграло свою роль в соответствующей подготовке всего экипажа «Гремящего» к преодолению будущих трудностей, кульминацией которых стал последний новоземельский конвой.
...Гурин докладывает о самоотверженном труде экипажа «Гремящего» по спасению «Марины Расковой», называет наиболее отличившихся офицеров и матросов — помощника командира корабля Васильева, командира зенитной группы Гаврилова, главного боцмана Речкина, рулевых Варшеева и Сергеева, сигнальщиков Фокеева и Онохова. И мне почему-то вспомнились факты, предрешившие успех в спасении транспорта. Вспомнился эпизод, связанный с мартовским конвоем в прошлом году. Выйдя
[185]
навстречу союзному конвою, шедшему от Исландии, «Гремящий» был застигнут тогда в пути девятибалльным штормом. Крен корабля достигал сорока восьми градусов. В конце концов не выдержали крепления. Под ударами волн дала трещину верхняя палуба, деформировался верхний лист одной из бортовых нефтецистерн. Затем волны срезали заклепки цистерн воды для котлов, сбили вьюшки на полубаке, вырвали вентиляционные надстройки — «грибы». Пока аварийная группа из строевых матросов и артиллеристов устраняла мелкие повреждения и ставила дополнительные крепления под палубами, Гурин продолжал вести корабль прежним курсом — навстречу конвою. В назначенное время «Гремящий» соединился с конвоем, вступил в охранение его, помог английским кораблям эскорта отразить нападение фашистских эсминцев, атаковал и потопил вражескую подводную лодку, успешно участвовал в отражении атаки «юнкерсов» и вместе о другими кораблями благополучно привел транспортные суда в Кольский залив.
Вспомнил, слушая доклад командира дивизиона, о многих других фактах самоотверженного труда, ставших нормой поведения людей «Гремящего» в боевых условиях. Гурин называет котельных машинистов: Карбушев, Жилинский, Наумов, Хоменко, Гуськов, Шмарин, командир отделения Балабанов. Это они, когда в непрерывных походах стали сдавать трубки в котлах, не раз и не два забирались в тот или иной вышедший из строя, выключенный, но еще пышущий жаром котел и работали в нем при невыносимой температуре, отыскивая лопнувшие трубки и устраняя повреждения, из-за которых снижалась скорость хода корабля. Устраняли в пути, не откладывая работу ни до возвращения в базу, ни до тех пор, когда хотя бы остынет котел.
