В день игры последней, 30-й партии Алехин пришел в зал во фраке и после того, как она завершилась вничью, встал и воскликнул: «Ура новому чемпиону мира! Да здравствуют голландские шахматы!»
…Продолжая поиски путей к восстановлению отношений с Всесоюзной шахматной секцией Алехин отправил 29 сентября 1935 года из Амстердама на бланке отеля «Карлтон» письмо в редакцию газеты «64»: «Не только как долголетний шахматный работник, но и как человек, понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции».
Это письмо было написано Алехиным в тот момент, когда он лидировал в матче с Максом Эйве. В Москве оно попало в руки наркома юстиции Н. В. Крыленко, являвшегося по совместительству председателем Всесоюзной шахматной секции. Сообщая о тексте телеграммы секретарю ЦК ВКП (б) И. В. Сталину и председателю Совнаркома В. М. Молотову, Крыленко предложил опубликовать телеграмму не только в газете «64», но и в «Известиях», сопроводив ее язвительными комментариями. Резолюция была лаконичной: «Предлагаю телеграмму Алехина напечатать без комментариев. И. Сталин». Ниже оставили свои подписи еще восемь членов Политбюро.
Телеграмма Алехина была опубликована в «Известиях» 16 ноября 1935 года. Как выяснилось позднее, она вызвала неоднозначную реакцию. Если на родине чемпиона мира телеграмма была воспринята благожелательно, то в среде эмигрантов она вызвала осуждение.
Немаловажно внести ясность и в такой деликатный вопрос, как употребление Алехиным спиртных напитков во время матча с Эйве в 1935 году, а также и в другие периоды. В некоторых публикациях, к сожалению, допускаются по этому поводу явные преувеличения, если не сказать больше.
Выслушаем мнение гроссмейстера Макса Эйве: «…Мне хотелось рассеять одно заблуждение. И во время матча, и после него, вплоть до сегодняшнего дня, широкое распространение получило мнение, будто поражение Алехина явилось результатом его злоупотребления алкоголем. Как же обстояло дело в действительности? В нашем первом матче Алехин совершенно не пил в течение первой половины соревнований и обратился к алкоголю лишь тогда, когда матч оказался в критической стадии, по-видимому, перед 18-й и, безусловно, перед 21-й и 30-й партиями. Может быть, было и еще несколько случаев, но я их не заметил».
Попали такие эпизоды и в поле зрения Сало Флора, выполнявшего роль тренера Эйве.
«Но только случаи, и очень редкие, — рассказывал автору этой книги Саломон Михайлович Флор при встречах у него на квартире. — Я не понимаю, зачем надо было Александру Александровичу Котову в своих книгах и особенно в кинофильме «Белый снег России» утрировать до абсурда малозначительные эпизоды. Да, Алехин, как и многие другие, позволял себе иногда выпить рюмку, бокал, но зачем возводить это до такой степени?!» Тут Флор остановился и, что-то вспомнив, продолжил: «Я уже писал в своих статьях, что здоровье Алехина тогда оставляло желать лучшего. Его неоднократно подводили нервы. Голландский врач, осмотрев Алехина во время матча, заявил: «Боюсь, что Алехин долго не проживет — больное сердце… нервы!»
Очевидец матча, Александр Кобленц, ставший впоследствии заслуженным тренером СССР по шахматам, считал проигрыш Алехина следствием апатии, вызванной одиночеством. В книге «Воспоминания шахматиста» он писал: «Мне думается, что причина депрессии таилась не только в шахматных неудачах чемпиона мира. В первую очередь нужно учитывать психологический микроклимат матчей на высшем уровне. Длительный, монотонный ход такого поистине марафонского состязания ложится на соперников крайне тяжелым психологическим грузом… Каждый день тот же ритм жизни, тот же очень сильный противник: каждый день — длительное пребывание в стрессовом состоянии, а по ночам — частые изнурительные бдения над анализом неоконченных партий. Определенным гандикапом является также игра в чужой стране или городе, когда еще больше суживается общение с людьми. В такие тяжкие периоды борьбы крайне важно присутствие тренера — друга…
Иметь квалифицированного советчика, найти достойного оппонента для анализа отложенных партий, получать моральную поддержку при неудаче… Тренер-секундант обязан уметь создать хорошее настроение подопечному, когда у самого на душе кошки скребут.
Личная трагедия Алехина состояла в том, что он на протяжении всей жизни не имел настоящего преданного друга.
Алехин, бесспорно, был человеком, далеким от сантиментов, причем он часто выдавал себя за более жестокого человека, чем был на самом деле. Мне довелось несколько раз — в Кемери и Париже — беседовать с гроссмейстером, но никогда не видел его в приподнятом настроении, по-настоящему счастливым. Он не умел даже открыто и искренне смеяться — иногда только сухо, сардонически усмехался… Мне казалось, что все существо Алехина пронизано глубокой, безнадежной грустью. И лишь неугасимое честолюбие и смелость поддерживали его неистощимую энергию.
Показательно, что, живя во Франции, он не сумел найти среди шахматистов никого, кто мог быть рядом с ним на матче с Эйве. Французов не смущало, что Алехин был вынужден согласиться на предложенную бесплатную помощь мастера Сало Ландау — гражданина Голландии.
Да, Алехину было нелегко (особенно после 21-й партии, когда резко возросла враждебность голландской общественности против русского чемпиона) — все были против него: его тяготило одиночество».
Как вспоминал Флор, «этот шахматный гигант нередко придавал значение всяким случайным фактам. У него даже был свой «талисман» — сиамский кот Чесс, с которым он запечатлен на нескольких фотографиях. Во время матча с Эйве он иногда спускался со сцены в зрительный зал к своей супруге, чтобы погладить любимого кота…
Но по-настоящему все мы, окружающие Алехина, как и он сам, конечно, верили только в один «талисман»: в его редкое шахматное мастерство».
Внезапная потеря звания чемпиона мира явилась тяжелым ударом для Алехина. Как он казнился, видя свои очевидные ошибки и просчеты в партиях матча… Но винить, кроме себя, было некого. Одно утешало, что через два года состоится матч-реванш. Право на него было оговорено, когда Алехин принимал вызов Эйве.
В том, что ему удастся вернуть звание, Алехин не сомневался. «В Голландии он говорил мне, что с поездкой в Москву надо повременить, — вспоминал Флор. — В Москву он хотел поехать только как чемпион мира…»
Александр Алехин всегда был человеком дела и не произносил слов впустую. В критический момент он вновь мобилизовал свою могучую волю и стал работать над восстановлением спортивной формы. Бросил курить, исключил спиртные напитки, перешел на рациональное питание.
