— Мне понравилась ваша лекция, доктор Голяховский. Вы так хорошо сразу начали, и потом все понятно и интересно рассказывали.
— Спасибо, Изабелла. Но давайте договоримся: зовите меня просто Владимир.
— Мне как-то неудобно… Можно по имени-отчеству?
— Вы считаете, что я — старик?
— Ой, нет, нет, что вы!.. Я так не думаю, — она зарделась, став почти цвета своих волос.
— Не обижайтесь, я пошутил. Но в Америке ведь нет отчеств. Только при очень официальных отношениях американцы называют друг друга по фамилии, а так — всегда по имени. Меня и в госпитале все зовут «доктор Владимир».
— Тогда и я буду называть вас доктор Владимир.
— Нет, просто — Владимир.
Изабелла оказалась очень старательная и сметливая, она быстро осваивалась с новой для нее работой и легко входила в контакты с другими секретарями. А секретарь врача в Америке — сложная и хлопотная профессия.
Секретарш принято часто саркастически изображать как бездельниц, которые сквозь зубы отвечают на телефонные звонки, а в основном заняты уходом за своими ногтями. В бюрократических офисах это, может, и так, но в частной медицине от секретаря зависит успех работы доктора, то есть его заработок. Секретарь — это и связь, и промежуточное звено в работе с пациентами. Все деловые звонки и переписка тоже проходит через секретаря. В каждом из этих дел всегда бывает много осложнений, и хороший секретарь должен уметь быстро их разрешать. Зачастую у секретаря нет времени даже для полагающегося часового перерыва на ланч, и многие задерживаются на работе, заканчивая сегодняшние дела, потому что завтра их будет не меньше. Работы так много, что в частных офисах жены докторов зачастую помогают секретарю.
Все это было внове для Изабеллы, и на первых порах мне самому и другим секретарям приходилось многое ей объяснять. Но я проводил значительную часть времени в операционной, на обходах больных, на медицинских конференциях и на занятиях с резидентами, поэтому в своем кабинете бывал только рано утром, а потом появлялся к концу дня. Правда, среди дня я звонил Изабелле по внутреннему телефону. Иногда она вызывала меня по бипперу и сообщала срочные дела. Когда к концу дня я, усталый, приходил в кабинет, то всегда видел Изабеллу занятой переговорами по телефону. Сидя расслабленно в своем большом кресле, я с удовлетворением слушал, как в соседней комнате она отвечала на частые телефонные звонки:
— Кабинет доктора Голяховского, добрый день. Что я могу сделать для вас?
Потом шли долгие переговоры, то по-английски, то по-русски. Пациентам-иммигрантам все приходилось растолковывать по многу раз — и адрес госпиталя, и как до него доехать. Надо было иметь много терпения, чтобы они все поняли и запомнили. Терпения у Изабеллы было много.
Закончив, она входила ко мне с большим блокнотом в руках и, заглядывая в него, забрасывала меня накопившимися за день делами:
— Владимир, на завтра на прием уже записано пятнадцать пациентов, и еще двое звонили и умоляли принять их.
— Что с ними?
— У одной перелом ноги, который не срастается уже год. Она совсем отчаялась, плакала в трубку. А у другого, пожилого, такие страшные боли в спине, что он не может ни встать, ни сесть.
— Когда же мы успеем их принять, если у нас и так уже пятнадцать?
— Владимир, но они так слезно просили… Жалко ведь их.
— Ну хорошо — запишите их тоже. Что еще?
— Звонила старшая сестра и просила завтра начать вашу первую операцию позже, потому что перед вами будет очень большая.
— На какое время?
— На три часа.
— Ого, это значит, что раньше десяти вечера мне отсюда не уйти!
— Так что — сказать ей, что вы не согласны?
— Не надо. По крайней мере мы успеем принять всех больных, вместе с вашими жалостными.
— Еще из страховой компании просили прислать копии того, что я уже посылала к оплате. Второй раз они просят одно и то же, говорят, им нужны дополнительные сведения. Я все собрала и послала. Обещали через месяц прислать чек на четыре тысячи долларов.
— Надеюсь, что пришлют… Что еще?
— Еще администратор Мошел прислал нам в офис компьютер.
— Компьютер? Вы умеете на нем работать?
— На моей прежней работе я умела, но у нас другие программы.
Компьютеры только входили в обиход медицинских офисов.
Техник из фирмы установил и подключил компьютер и принтер. Я с интересом рассматривал агрегат: у меня еще не было опыта работы с ними. Потом несколько дней я с уважением наблюдал, как Изабелла быстро осваивалась с ним.
— Изабелла, вы — гений.
Она смеялась:
— Нет, Владимир, я не гений, но у меня гениальный муж.
— Чем он занимается?
— Он как раз специалист по компьютерам.
В общем, у нас быстро наладились добрые отношения. Мы были довольны друг другом. Единственное, что меня продолжало забавлять в Изабелле, — это ее высоко взбитая прическа. Цвет волос довольно часто менялся — от «бордо» до черного. Моя секретарша считала прическу главным достоинством своей внешности и очень ревниво относилась к замечаниям на сей счет. Но прошло немного времени — и она сама стала обсуждать ее со мной. Это сделалось предметом моих незлобных шуток, и Изабелла уже не воспринимала их с обидой, а смеялась.
С появлением секретаря я начал регулярно, два раза в неделю, принимать частных пациентов в нашей «ассоциации ортопедов» — группе заведующих отделами. Мошел спросил:
— Владимир, сколько ты хочешь брать за первый прием и сколько за последующие?
Я считал, что в нашей группе стоимость приема фиксированная, поэтому не знал, что ответить. Мошел инструктировал меня:
— Каждый доктор может варьировать плату в широких, но разумных пределах, до 300–350 долларов за прием.
— Так много?! И страховые компании соглашаются это оплачивать?
— Нет, такую сумму страховые компании полностью оплачивать не станут. Пациент должен сам доплатить разницу между тем, что берет доктор, и тем, что оплатила его страховка.
— Кто же все-таки определяет, сколько брать доктору?
— Это индивидуально: определяет сам доктор. Чем он более квалифицированный, тем большую сумму вправе назначить. Это его дело. Доктора в нашей группе берут от 200 до 350 долларов.
— С любого пациента? — удивился я.
— Нет, например, «Медикейд», страховка для бедных, вообще не оплачивает доктору частный прием. Поэтому у нас и в других частных офисах пациентов с «Медикейдом» не принимают. Они должны идти в поликлиники или в приемные отделения госпиталей.
— Но у меня будет много русских пациентов-иммигрантов, а у них у всех «Медикейд».
