кроме двух городов. В некоторых случаях Антоний просто ликвидировал монархов (если нет нарушений закона, их всегда можно сфабриковать), чтобы передать их земли Клеопатре. К 37 году до н. э. она правит прибрежными территориями практически всего Восточного Средиземноморья: от современной Ливии в Северной Африки, далее вдоль Израиля, Ливана и Сирии – до Южной Турции. Исключение составляют лишь фрагменты Иудеи.
Военные нужды Антония и желание Рима поквитаться с Парфией – вот объяснение такому размеру дара. Кроме того, играет роль личность Клеопатры: она умна, надежна и обладает ресурсами. Это именно то, чего Рим хочет от своих вассальных правителей, у которых есть преимущество перед римскими ставленниками: им не надо платить. Что важнее, Антонию необходим флот. По условиям Тарентского договора он передал Октавиану сотню сияющих бронзой галер и десяток трирем. А Клеопатра умеет строить корабли. Неспроста он передал богатые лесом провинции монарху, имеющему возможность закупать древесину и превращать ее в отличные суда. В этом отношении никто на Средиземноморье не представляет для римского полководца такой ценности, как царица Египта [11]. Как признает Плутарх, эти дары – лишь часть того, что роздано разным восточным царям. Однако Клеопатра, в отличие от большинства правителей, продолжает сидеть на своем месте, в то время как Антоний регулярно опрокидывает троны прочих правящих династий. И дар она получает гораздо более щедрый, чем любой другой монарх [12]. В сентябре 37 года до н. э. она фактически восстанавливает могучую империю Птолемеев образца III века до н. э.
Недаром она провозгласила начало новой эры для Египта. Шестнадцатый год правления Клеопатры [96] теперь считается годом номер один, и эту двойную датировку она будет вести до конца дней своих. А заодно, в возрасте тридцати двух лет, Клеопатра изменяет свой титул. Среди множества нетривиальных привилегий египетской царицы право давать самой себе имена выглядит одним из самых важных, примерно как выбор соправителя или возможность распоряжаться собственным доходом. С этого времени она «Царица Клеопатра, Богиня, Младшая, Любящая Отца и Отечество». Клеопатра манипулирует терминами не менее ловко, чем всем остальным, и за этим титулом скрывается много смыслов. Так она возвещает не только начало новой эры, но и полноценную смену политического курса. Вероятно, последнее слово она добавила к титулу, чтобы развеять слухи из разряда «продалась римлянам» и показать подданным, что она в первую очередь их фараон [97]. Портреты на ее монетах продолжают линию предыдущих Птолемеев, и это успокаивает. Как ни назови, она остается самым могущественным персонажем на неримской сцене. Когда Антоний разгромит парфян, Клеопатра станет императрицей Востока. Многие прибрежные города это понимают и уже чеканят монеты с профилями их пары. Она может себе позволить торжествовать. На горизонте сейчас ни облачка.
Клеопатра не может дождаться возвращения в Александрию, чтобы отпраздновать там зарю новой жизни. Пожертвовав всем после Мартовских ид, она не просто восстановилась, но и стала еще сильнее. А что же ее подданные? Если не брать в расчет их национальную гордость, которую тешит причастность к новой зарождающейся империи, как они относятся к такому близкому сотрудничеству царицы с очередным римлянином? Недовольства нет и в помине. Ее народ сосредоточен на практических последствиях этой дипломатии. «Мне кажется, – считает один видный ученый, – что сердечные привязанности и дети женщины-фараона воспринимались людьми как дела божественные, а вопросы к царице у них возникали, только когда сборщики податей перегибали палку» [13]. Она красиво решила извечную политическую головоломку: помогла Риму без ущерба для Египта. Да, она согласилась содержать его легионы, но царица может это себе позволить, не обкладывая свой народ слишком тяжким бременем. И не нужно беспокоиться, что щедрые подарки Антония с тревогой воспримут в Риме: это же часть внешней политики. Это обогащает казну и защищает границы. В Египте популярность Клеопатры достигает пика.
Из-за этого подарка многие думают, что Марк Антоний и Клеопатра поженились той же осенью в Антиохии, – нелепое предположение, ведь Антоний женат. Многие также думают, мол, она точно указала, что хотела бы получить по такому случаю, и он повиновался. Ни то ни другое не подтверждается Плутархом, а он единственный источник сведений об их воссоединении – и к тому же такой, кто не пропустил бы подобного события. Он же только допускает, что Антоний признал детей, но это ни в коем случае не равносильно браку. Антоний, бесспорно, приобретает не меньше, если не больше, чем Клеопатра: даже Плутарх не может назвать альянс римского триумвира с богатейшей женщиной на свете ошибкой [14]. Его сиюминутные потребности идут рука об руку с ее далеко идущими имперскими амбициями. У нас гораздо меньше свидетельств ее мечтаний о свадьбе, нежели о землях. В 37 или 38 году до н. э. она, говорят, давит на Антония, уговаривая подарить ей всю Иудею целиком. Судя по всему, он отказывается. (Эту твердость часто приводят в подтверждение того, что она не могла делать с ним все, что хотела. Он не согласился, а значит, не потерял голову от любви. Однако так же вероятно, что она осознавала границы своих возможностей и никогда не просила отдать ей Иудею. Так что вопрос об эмоциональном состоянии полководца остается открытым.) Вряд ли царица станет торговаться о землях, хотя ситуация вполне этому благоприятствует: Антонию нужно финансировать кампанию, платить войску, поддерживать боеготовность флота. Клеопатре ничего такого не нужно. Она может диктовать условия.
Что бы между ними ни происходило на самом деле, остальные зависимые монархи в регионе уверены, что Антоний очень крепко привязан к Клеопатре [15]. Сложнее понять, что чувствует она, по крайней мере в 37 году до н. э. Однако пара намеков у нас есть. Неясно, случилось это до или после того, как Египет разросся до своих размеров двухсотлетней давности, до или после «обнуления» календаря, но известно одно: их снова влечет друг к другу так, словно они только-только встретились в Тарсе. Очевидно, присутствие Антония около нее значит для Клеопатры не меньше, чем его покровительство. В марте или апреле 36 года до н. э. они вместе едут по широкой дороге из Антиохии к границе Римской империи. Необязательные для нее сотни километров, да и попросту сейчас нежелательные: царица снова беременна. Они прощаются на берегу Евфрата, там, где река сужается, на территории современной Восточной Турции. По деревянному мосту он идет на землю парфян, чтобы вести свою великолепную армию в трудный поход на север, через широкие степи и скалистые горы. Клеопатра направляется на юг.
Она долго едет домой – своего рода триумфальный сухопутный тур по новым владениям. Многие приветствуют ее с