Писано в моем замке Лестер, в 18-й день августа»{79}.
Прибыв в следующий город своего путешествия, Ноттингем, Ричард решил написать французскому королю еще одно письмо, ибо у него возникла необходимость в закупке крупной партии французского вина для нужд двора:
«Monsieur, топ cousin, примите мои уверения в искреннем к Вам расположении. Я отписал нашему слуге Blanc Sangiier, который ныне находится при Вас, чтобы он заготовил вина, произведенные в Бургундии и Верхней Франции для меня и моей супруги королевы. Поэтому я прошу Вас, monsieur, топ cousin, чтобы Вы отдали приказ Вашим слугам и подданным дозволить ему закупить указанные вина и свободно вывезти их и доставить в мое королевство Англию без каких-либо помех или противодействий. Этим Вы доставите мне особое удовольствие. И если есть что-то, что я могу сделать для Вас, лишь дайте мне знать, и я это исполню весьма охотно с помощью Господа, который да не оставит Вас, monsieur, топ cousin, своей милостью»{80}.
Людовик так и не получил этого послания, поскольку скончался 30 августа в Плесси-ле-Туре, препоручив своего наследника Карла VIII и свое королевство заботам дочери Анны де Боже.
* * *
Медленно, но верно кортеж приближался к конечной цели путешествия — городу Йорку. Однако прежде, чем вступить в столицу Севера, король задержался в Понтефракте, куда 24 августа прибыл из Миддлхэма его сын Эдуард. Мальчик, не отличавшийся крепким здоровьем, чувствовал себя тогда особенно неважно. Он даже не мог ехать верхом, и поэтому его привезли в экипаже. В тот же день ему были пожалованы титулы принца Уэльского и графа Честерского, которые традиционно носили наследники английского престола. Там же, в Понтефракте, король призвал к себе 70 рыцарей и дворян, чтобы глубже вникнуть в состояние местных дел и повторить им и наставления по справедливому устройству административного управления, которые он ранее произнес в Лондоне перед лордами.
В ожидании короля жители Йорка деловито готовились к встрече. Они желали приветствовать его так, чтобы не осталось никаких сомнений в силе их любви, а сама церемония должна была полностью соответствовать королевской чести. Как только новость о планах Ричарда посетить Йорк достигла города, мэр Джон Ньютон и четверо уважаемых олдерменов немедленно отправились в Миддлхэм, где принесли присягу верности юному принцу Эдуарду и преподнесли ему дары хлеб лучшей выпечки, бочку красного и бочку белого вина, шесть лебедей, шесть цапель и две дюжины кроликов. Начались жаркие споры по поводу того, как именно нужно готовить официальную встречу монарха. Члены муниципалитета послали за священниками и представителями гильдий, которые обладали некоторым опытом в организации торжественных церемоний.
Со своей стороны, Ричард и сам желал, чтобы прием, который он встретит в Йорке, произвел неизгладимое впечатление на придворных и сопровождавших свиту иностранных гостей. Джон Кендалл по его указанию отправил из Ноттингема письмо магистрату, в котором уверял жителей Йорка, что король питает к ним нежную любовь. Зная, что они готовятся к встрече, королевский секретарь не удержался и дал все-таки несколько рекомендаций от себя: «Я советую вам, как принять его и королеву, и какие распоряжения сделать. Насколько возможно почетно, с пышными процессиями, хорошими речами, как можно более приятными — это короткое предложение надо обдумать, разработать и придать ему соответствующую форму. Податель сего мастер Ланкастер из королевского совета познакомит вас с моими мыслями по этому поводу. Улицы, по которым проследует король, нужно украсить шпалерами и гобеленами и прочим, поскольку с ним прибудут многие южные лорды и другие важные персоны, а это придаст торжественности встрече Их милостей»{81}.
В субботу 30 августа король Ричард, Энн и принц Эдуард подъезжали к Йорку в сопровождении великолепной свиты, которую составляли епископы Вустерский, Ковентрийский, Личфиддский, Даремский, Сент-Асафский и Сент-Дэвидский, герцог Олбанийский, графы Нортумберлендский, Уорикский, Саррейский, Хантингдонский и Линкольнский, камергер двора виконт Ловелл, лорды Стэнли, Дадли, Морли и Скрупы, верховный судья Англии сэр Уильям Хасси, а также другие придворные чины.
Уже в Тадкастере, в 15 километрах от Йорка, кавалькаду встретили два городских шерифа, которые возглавляли длинную процессию, и каждый из них держал в руке жезл — символ их власти. У городских стен в Бреклз-Миллз королевскую семью приветствовали мэр Джон Ньютон и олдермены в алых одеждах, члены совета и видные горожане в красных платьях. Когда королевская чета миновала церковь Святого Иакова и вошла в город через ворота Миклгейт-Бар, ее приветствовали толпы горожан, одетых в синий бархат и серую шерсть. На протяжении всего пути кортеж сопровождали процессии: одна — до ворот, другая — до моста через реку Уз и третья — до центральной улицы Стоунгейт, где мэр произнес приветственную речь и преподнес королю сто марок в золотой чаше, а королеве — сто фунтов золотом на богато украшенном блюде.
Ричарду III прием настолько понравился, что на следующий день он и его советники решили провести церемонию по инвеституре[139] Эдуарда, принца Уэльского, именно в Йорке. В Лондон был спешно отправлен приказ хранителю королевского гардероба Пирсу Куртесу:
«Мы велим и поручаем вам предоставить подателям сего следующие товары для нас. Один дублет пурпурный атласный с подкладкой из холста, с планшеткой; один дублет из темно-желтого атласа с такой же подкладкой; два коротких платья из малиновой парчи, одно с кисточками, и другое с сеткой, выложенной зеленым бархатом. Один корсаж пурпурный атласный; и один корсаж темно-желтый атласный; один плащ с бархатным капюшоном и бантом из черного бархата; одно платье из зеленого бархата с подкладкой из темно-желтого атласа. Один с тремя четвертями ярд шелка с золотом, и столько же черного шелка для наших шпор; два с половиной ярда и три нейла[140] белой ткани с золотом на скатерть; пять ярдов черного бархата на подкладку для платья из зеленого атласа. Один плакард[141], сделанный из той же белой ткани с золотом, пол-ярда и два нейла белой парчи с подкладкой из бортовки. Три пары коротких шпор, позолоченных; две пары длинных шпор, белых, частично позолоченных. Два ярда черной бортовки для различного ремонта. Одно шелковое знамя Богоматери, одно знамя Троицы, одно Св. Георгия, одно Св. Эдуарда, одно Св. Катберта; одно с нашим собственным гербом шелковое. Три герба, отчеканенных из чистого золота для нашей собственной персоны, пять котт для герольдов с подкладкой из бортовки. Сорок шелковых вымпелов для труб, семьсот сорок флажков, триста пятьдесят флажков из тартара[142], четыре шелковых штандарта с вепрем, тринадцать тысяч эмблем из бумазеи с вепрями»{82}.
