В Александровке Артем вел жестокие споры с отзовистами и ликвидаторами. И тех и других среди политических было немало. Артем говорил отзовистам:
— Вы требуете от нас того же, что и черносотенцы. Они улюлюкают: «Вон из думы, христопродавцы!» Вы вслед за ними голосите: «Уйдем из реакционной думы». Вы забываете хорошее старое правило: «Посмотри, чего хочет для тебя твой враг, и того не делай». Вы, по существу, являетесь «ликвидаторами слева».
Уже ушла первая партия. Это случилось 10 мая. В ней было несколько харьковчан, друзей Артема. Грустно было расставаться с товарищами. Последние дни пребывания в Александровской пересылке казались самыми тягостными, ведь это были последние дни тюремной жизни. Когда партия выйдет из ворот централа, наступит новая жизнь, железная решетка, отделявшая Артема от мира, останется позади.
Места не столь отдаленные
Вторая партия ссыльных собиралась в путь. Уже стало тепло — половина июня. В партию назначили около 350 человек, политических и уголовных. Ее должен был сопровождать большой военный конвой — около 100 солдат во главе с офицером.
Строились по четыре человека в ряд. Солдаты впереди, с боков и сзади. Среди них много конных. Раздалась команда:
— Смирно! Шагом марш…
И через открытые ворота тюрьмы колонна двинулась в путь. Два дня дороги, и ссыльные выйдут на Ленский почтовый тракт. Там в селе Жердовке, на этапке — окруженной высоченными остроконечными бревнами площадке — будет дневка.
Дорога тянулась по холмистой местности, проходила по увалам, среди вековых лиственниц и елей. Впервые дышалось глубоко и свободно. Солнце ласково освещало луга, деревья, травы, согревало тех, кто так долго не ощущал настоящего солнечного тепла. Артем шел, не чувствуя усталости. «Как красива природа в этих краях, и как хорошо после многолетнего заключения свободному созерцать свободу и наслаждаться ею!» — думал Артем. А то, что вокруг идут солдаты с винтовками в руках, это теперь уже было неважно. Скоро они исчезнут, как дурной сон.
Весь день шли без остановок. Ели хлеб на ходу, пили воду из родников. Через два дня подошли к селу Жердовке. Здесь отдыхали. Быстро промелькнула летняя короткая сибирская ночь. В эту первую ночь, проведенную под открытым небом, Артем не сомкнул глаз. Думы о том, что его ждет впереди, теснились в мозгу, не давали покоя. Догорали костры на площадке, догорали звезды в небе, занималась заря нового дня.
От Жердовки к великой сибирской реке Лене семь дней пути на подводах. Ночевки в попутных этапках. Все дальше на север уходили ссыльные. Возле села Качуга увидели Лену. Могучая река в таежных берегах спокойно катила свои воды к далекому Ледовитому океану. Партию здесь ждали три паузка — сплавные суденышки, приспособленные на этот раз для перевозки арестантов. Посредине палубы возвышался барак, в нем нары в два этажа. На корме земляная насыпь, в центре которой костер, где повара готовили для каждой коммуны обед и кипятили воду. На крыше барака и на палубе на горячем солнце лежали ссыльные, грели свои простуженные груди. Голова кружилась от этих речных просторов.
Три паузка, часто теряя друг друга из виду, плыли вниз по Лене. Здесь, в верховьях Лены, много перекатов, и паузки не раз скреблись о дно реки. А вот и мель, пробовали длинными шестами столкнуть с песка паузок. Артему этот способ показался неэффективным, он закатал повыше штаны и прыгнул в воду, за ним другие. Дружно под артельную команду Артема ссыльные плечами и руками быстро сняли паузок с места.
Порой паузки приставали к берегу возле деревень. Группы ссыльных под конвоем шли покупать всякую снедь. Другие купались, собирали букеты цветов, украшали свои бараки зелеными ветвями.
Через три дня возле села Жигалова, где Лена становится глубже, паузки оставили, и партия была переведена на большую баржу, которую дальше потащил буксир.
Постепенно в больших волостных селах началась высадка ссыльнопоселенцев. Артему с группой товарищей пришлось следовать дальше всех остальных. В селе Усть-Куте их высадили на берег. Семьдесят человек верхом на конях поехали до Илима, правого притока Ангары. Часть ссыльных осталась в Илимске, другие следовали дальше то верхом по горной тайге, то в лодках на буксире лошадью, то в двухколесных таратайках, вытряхивающих все внутренности. Реки, горы, тайга — дикие, необжитые, безлюдные места. Одному человеку здесь не пройти, пропадет в горно-таежной пустыне. Прошло немало дней, пока Артем и оставшиеся с ним 17 товарищей добрались через водораздельные хребты от Лены до Ангары. 10 июля, наконец, ссыльные прибыли на берег широко разлившейся реки, на противоположной стороне которой в дымке тумана на фоне гор и тайги виднелась кучка домов — это было село Воробьеве на Ангаре, место ссылки Артема.
Артем стоял на берегу у самой воды. Река мчалась с невиданной быстротой. Позади горы и тайга, которые с неимоверным трудом только что прошли ссыльные, впереди эта бурная река, а за ней снова дикие горы и тайга. В силах ли будет он при побеге отсюда преодолеть эти горы и реки, это безлюдье? Ведь тогда у него не будет ни товарищей, ни коней, ни лодок. Одна пара рук, ноги — вот и все. А оставаться здесь навсегда он не собирается…
Прожил первые два дня. Послана первая весточка из этих далеких мест — сестре Дарочке.
«Дорогая сестра! Позавчера прибыл сюда. Путешествие было удивительно весело… Я здоров, укрепился, теперь поправляюсь и укрепляюсь окончательно. Охота, рыбная ловля, различные крестьянские работы поправят все, что порасшаталось. Глушь здесь изрядная. До ближайшей почтовой станции больше 100 верст летом и 80 зимой. В селе 60 дворов. Огромная река. Около нас ее ширина 2 версты 350 сажен.
Не желал бы я кувыркаться в ней в скверную погоду. Спасения ждать неоткуда. Нас здесь 20 человек. Народ подходящий. Завтра иду на расчистку леса. Взялись по 16 рублей за десятину. Пока до свидания. Целую тебя…»
Работа по выкорчевке леса очень тяжелая. В лесу житья нет от гнуса — комариков и комаров всех видов и размеров. Ссыльные, отощавшие на тюремных харчах, быстро валятся с ног: корчевка леса — дело не для них. Артем, физически сильный человек, держался на этой работе дольше всех. Он косил и жал в поле, работал плотником, чинил мосты по дороге от Воробьева до Нижне-Илимска. Никакая работа ему не была в тягость. Но прошли первые недели этого наслаждения физическим трудом, все больше наблюдений за окружающей жизнью и бытом накапливалось в уме Артема. И уже не казались столь прекрасными картины дикой природы, все больше бросались в глаза дикость отношений между людьми, живущими в этом далеком таежном углу Сибири. В большом письме Артема к Екатерине Феликсовне Мечниковой чувствовалась тоска по «живой, бодрой, деятельной жизни. Здешние же условия существования в этом смысле наименьше могут удовлетворить».
