— Под ноль! — говорит мама.
— Не жалко? — спрашивает парикмахерша.
— Новая отрастет, лучше прежней. (Она о косе, а я уверена, что о голове!)
— Не отрастет! Не отрастет! — рыдаю я.
Я знаю, что ни руки, ни ноги, ни тем более головы у человека не отрастают. Только волосы и ногти. Но не головы!
Нет мне спасения!
— Пусть кричать перестанет, у меня сейчас уши лопнут, — смеясь, говорит парикмахерша.
— Не кричи, — велит мне мамина сестра. — Хуже будет: уши отрежут.
И после этого обещания я должна перестать плакать?
Ай-яй-яй!!! Помогите!!!
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат буланые,
Хотят меня зарезати![1]
Но спасение приходит! Никогда нельзя терять надежду!
В парикмахерскую вбегает папа и выхватывает меня из кресла. Я перестаю плакать, вцепляюсь в него и еще долго всхлипываю и дрожу.
— Я же тебе сказал: не смей стричь! Зачем тебе надо, чтобы она плакала? — обращается папа к маме.
— Новые бы отросли, расчесать же невозможно! — отвечает мама.
Папа предупреждает парикмахершу, чтоб никогда больше и думать не дерзала о том, чтоб меня стричь.
Я крепко держусь за его шею и не могу перестать всхлипывать.
Оказывается, бабушка смогла позвать соседку. Та побежала за папой: «Скорей, скорей! Там Галю стригут!»
Вот он и примчался на помощь.
Папа — мой спаситель. Лучше, чем в любой сказке.
Ну, вот. Мне уже два года и девять месяцев. Лето. Все идет своим чередом. И вдруг к нам приезжает тетя Таня. Я еще не знаю, что это моя Танюсенька. Но она мне нравится с первого взгляда.
Она называет бабушку и дедушку «тетя» и «дядя».
Она устраивает в квартире генеральную уборку. Она готовит, кормит меня, водит меня гулять, когда все на работе. Она читает мне книжки. Днем и перед сном. Я больше не сижу под столом. Мока не показывается.
Так проходит какое-то время. Потом уезжает папа. Я знаю, что он едет в Ленинград учиться в университете.
— А мы поедем в Москву, — говорит тетя Таня. — Хочешь в Москву?
— Хочу, — отвечаю я.
Я ничего не знаю про Москву и не понимаю, о чем идет речь.
Про Ленинград знаю: там теперь папа.
А Москва… Что это такое?
Мы втроем: мама, тетя Таня и я едем на вокзал. Мне там очень не нравится. Очень! Там ужасно пахнет: углем, куревом, грязным туалетом, тоской… Там суматоха.
Я начинаю реветь в голос. Мама меня успокаивает:
— Ну чего ты раскричалась? Мы вместе сейчас поедем в Москву. Там красота…
— Папа! — кричу я истошно. — Папа! Хочу к папе.
— Нет папы. Уехал твой папа. А мы тоже поедем сейчас. Прекрати.
Я никак не могу уняться. Хочу — и не получается.
Подходит поезд. Он стоит всего минуту. Надо успеть, а то уедет без нас. Ступеньки поезда очень высоко, мне не одолеть. Меня затаскивает проводница. Мама и тетя залезают вслед.
Колеса стучат: та-да-дах, ты-ды-дых, та-да-дах, ты-ды-дых…
Я смотрю в окно.
Я никогда не вернусь назад в Каменку, что под Пензой. Я еду в новую жизнь.
Но я об этом и не догадываюсь.
И я, конечно, не знаю этих стихов, я прочту их студенткой, в самиздатовской тетрадке. Прочту и сразу запомню. Это про меня:
Крик станций: останься!
Вокзалов: о жалость!
И крик полустанков:
Не Дантов ли
Возглас:
«Надежду оставь!»
И крик паровозов.
Железом потряс
И громом волны океанской.
В окошечках касс,
Ты думал — торгуют пространством?..[2]
Москва, проезд Девичьего поля, дом 2, квартира 60а
— Москва! Приехали!
По всему вагону разнеслась радостная песня о Москве. Пассажиры засуетились. Поезд встал.
Вот это вокзал! Это ужас что такое! Столько людей! Все торопятся, толкаются. Запах — не описать. Очень плохо пахнет. Очень!
Мама подхватывает меня на руки. Они с тетей идут очень быстро. Я стараюсь ни на что не смотреть.
— Лето! Все хлынули в Москву! Всем надо посмотреть, — объясняет тетя.
Мы спускаемся в метро.
— Сейчас будет лестница-чудесница, — обещает тетя. — По ней не надо идти, она сама едет.
И правда! Вот здорово! Такая длинная-длинная лестница, конца не видно! И едет сама! Я смотрю по сторонам: как много места, какие высокие над лестницей потолки… Все, как в книжке про «Жил-был царь со своею царицей»…
Потом мы едем на поезде. Но совсем на другом, не таком, который привез нас в Москву. Тут только сиденья. Нет места, чтобы лежать. Людей много. Слишком много для меня. Я прижимаюсь к маме, прячу лицо.
— Станция «Парк культуры», — объявляет вагон женским голосом.
Двери открываются, мы выходим.
Снова лестница-чудесница. Теперь мы едем вверх. Лестница, которая сама едет, мне очень нравится. От нее делается весело.
Потом мы еще едем на троллейбусе. Это автобус, но у него на крыше большие усы, как у жука. Усы держатся за провода. Из-за этого троллейбус и едет. Наш троллейбус называется «Б». Ехать нам совсем близко.
— Пару остановок, и дома, — обещает тетя.
Вот мы и приехали.
— Запомни адрес, — учит тетя, — проезд Девичьего поля, дом два, квартира шестьдесят-а. Это важно. Мало ли что. Ребенок должен знать свой адрес. Повтори!
Я повторяю. Я легко запоминаю — меня папа научил запоминать стихи. Главное — понимать, о чем речь. А то запоминается бессмыслица.
— Дечиваполя, — повторяю я.
— Почти правильно, — хвалит тетя. — Повтори еще, чтобы стало понятнее. Тут было в старину поле, на нем девицы гуляли.
— Красны девицы? — уточняю я.
— Всякие, — смеется тетя, — я их не видела. Главное — это место стало называться «Девичье поле». Понимаешь?
— Да! Девичье поле, — выговариваю я вполне осознанно.
Теперь все ясно.
Мне приходится несколько раз повторить адрес.
Запомнила! Все хорошо.
А вот мы и пришли.
Это мой новый дом. Я проведу здесь свое детство. И даже в школу пойду отсюда.
Академия Фрунзе, Зубовская площадь, Плющиха, сквер между проездом Девичьего поля и Малой Пироговской — вот главные мои адреса.
От Каменки осталось название места рождения в метрике. Воспоминания раннего детства — не о месте, а о людях и собственных ощущениях.
Только вот кромка леса на горизонте…
ВЗГЛЯД ИЗ СЕГОДНЯ. ТЫСЯЧИ СЧАСТЛИВЫХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ, ИЗ-ЗА КОТОРЫХ Я ПОЯВИЛАСЬ НА СВЕТ
Сейчас начинаю повествование о тех удивительных случайностях, которые привели меня в жизнь.
