С самого начала Рузвельт пытается выйти за рамки традиционной компетенции своей должности: ответственность за гражданский персонал на верфях и в портах флота США, координация гражданских и военных должностей и ежегодное планирование бюджета. Он пытался по возможности включаться во все вопросы. На этой первой позиции он имел дело в основном с тремя общественными группами: адмиралами, предпринимателями и профсоюзными лидерами. С адмиралами у него почти не было проблем, Рузвельт был статс-секретарем в их вкусе. Он любил корабли и до вступления в должность имел удивительные знания в вопросах флота. Прежде всего высказывался за великий и боеспособный флот, и американская военно-морская лига должна была быть им довольна. Рузвельт вел с уважаемым им морским стратегом Мэхэном переписку и был полностью согласен с его концепцией безопасности, предусматривающей защиту континентальных границ США: возможное нападение должно быть отражено далеко от берегов США, контроль за безопасностью на морях обязан гарантировать безопасность страны и одновременно защиту и свободу ее внешней торговли. Свои инспекции верфей и портов на побережье США он организовывал регулярно как рекламные мероприятия для прессы в интересах флота, что, конечно, делало его самого более известным.
И в контактах с предпринимателями и лидерами профсоюзов Рузвельт показывал превосходное умение в обхождении, хотя считалось, что это было направлено на преодоление объективных противоположностей интересов. Рузвельт был заинтересован в большем количестве кораблей и качественном вооружении при низких по возможности затратах. Предприниматели хотели с большей выгодой продавать все это флоту, профсоюзные деятели добивались более высоких заработков и хороших условий труда для судостроителей. Рузвельт мог добиться согласия с профсоюзами политикой длительных переговоров и открытых дверей — они в любое время имели к нему доступ, — а также путем отказа добиваться, например, в гражданском секторе флота жесткой системы контроля рабочих мест. В конце своей службы Рузвельт с гордостью ссылался на тот факт, что на верфях и в гаванях флота не было больших забастовок.
Самые большие трудности ему доставляли предприниматели. Рузвельт от имени американского налогоплательщика вел рекламно-действенный поход за экономию и бережливость в снабженческой деятельности. Он хотел содействовать тому, чтобы военный флот, как один из самых крупных заказчиков стали и угля, спаржи и зубной пасты, путем договоренности о ценах и других неприятных для рынка манипуляций не давал предпринимателям и концернам получать сверхприбыли. Это приводило к конфликтам и слушаниям в комитетах конгресса, особенно когда нарушители закона мобилизовывали своих местных депутатов и сенаторов против министерства. То, что Рузвельт все же не терял свой кредит доверия у предпринимателей, было частично заслугой его начальника, военно-морского министра Даниелса, который как убежденный пацифист и заклятый враг концернов и экономической концентрации власти в этих вопросах мыслил значительно радикальнее и охотнее всего вложил бы большую часть производства оружия в руки государства, тогда как Рузвельт во время первой мировой войны, по существу, ничего не изменил с частным производством военной продукции.
Рузвельт душой и сердцем ушел в свои новые задачи, профессия и склонность способствовали этому. Он учился быстро и на свой манер, соответствующий его темпераменту, а именно: путем конкретных наблюдений и длительных переговоров с людьми различного происхождения и разных интересов. Современники замечали, что в беседе он открыто отстаивал свои интересы и идеи. В диалоге он воспитывался, расширял свой кругозор, сортировал многообразие информации, которую всю без исключения впитывал.
Самое большое испытание на должности статс-секретаря наступило у Рузвельта, когда в августе 1914 года началась первая мировая война и США были снова поставлены перед фундаментальным вопросом их внешней политики со времен основания в 1776 году. Должен ли был Новый Свет вступать в войну с государствами Старого Света, если да, то почему, когда и на чьей стороне? В период «отцов-основателей», наполеоновских войн и так называемой Второй войны за независимость против Англии в 1812 году эта ключевая проблема американской внешней политики также расколола правительство, конгресс и общественное мнение, как и перед вступлением в испано-американскую войну в 1898 году. Иначе, чем Вильсон, который после объявления Германией в январе 1917 года неограниченной подводной войны два месяца страдал от сомнений и угрызения совести, нужно ли было ему идти на решительный шаг «партийного нейтралитета» в пользу вступления в войну на стороне союзников, «веселый воин» Рузвельт был твердо убежден с осени 1916 года, что США должны объявить войну Германии.
У Рузвельта, также сильно интересовавшегося внешней политикой, который вращался в дипломатических кругах Вашингтона и особенно был вхож к английскому и французскому послам, эта его позиция была следствием воспитания и происхождения, прежде всего понимания того, что он считал содержанием и сферой внешнеполитических интересов США. Жизненная, а значит, и утверждаемая силой оружия сфера влияния США заканчивалась для ученика Мэхэна не на побережье США. Для Рузвельта флот, как самая передовая линия американской обороны, имел двойную задачу: он должен быть способным гарантировать защиту Американского континента, а также американской островной империи в Карибском море и Тихом океане — плода войны 1898 года — от любого возможного нападения с моря и держать мировые моря открытыми для свободной и спокойной торговли США. «Если США отрезать от всей торговли и сообщения с остальным миром, это означало бы скорую экономическую смерть страны». Возможными агрессорами, которые, угрожая свободе морей, могли бы угрожать и безопасности США, Рузвельт считал в первой мировой войне только Германию (после гибели британского флота) и Японию.
Рузвельт уже в первой мировой войне был «интернационалистом» и «глобалистом», который не хотел рассматривать национальный внешнеполитический интерес страны как изоляционисты, ограничиваясь только Штатами и Западным полушарием. Соединенные Штаты не должны изолировать себя от войн Европы, так как во взаимозависимом мире нельзя изолировать себя от их последствий. Рузвельт в течение всей своей жизни оставался интернационалистом, а уступки изоляционистам в начале 30-х годов были тактическим приспосабливанием к сверхмощному течению того времени. Если он даже в начале своего президентства отверг поддержанную им в первую мировую войну дипломатию канонерок в центральноамериканских государствах и предлагал политику невмешательства и «добрососедства», то следующий вызов со стороны коалиционных держав и Японии должен был показать, что в этом основном понимании роли США как мировой державы в буквальном смысле этого слова, а не только как континентальной великой державы ничего не изменилось.
