Из архиереев, сумевших сохранить православное самообладание среди повального увлечения неправославной мистикой и противопоставить последней мистику церковно-православную, Ведерников отмечает святителя Филарета Московского, проповеди которого немало содействовали очищению религиозного сознания современников. Имевший внутреннюю склонность к мистике, святитель вначале радостно приветствовал усилившееся в русском обществе после 1812 года мистическое движение, видя в нем начало к водворению Царства Божия на земле. Но помимо мистической настроенности владыку отличали также духовная трезвость, внутренняя критическая самооценка, осторожность и внимательность к себе. Отсюда и глубокие отличия мистических слов Филарета от современных ему трактатов светских мистиков: владыка отнюдь не отвергал видимую Церковь и внешнее посредство между Христом и верующим, всегда подчеркивал, что мистические созерцания суть принадлежность высших степеней духовного совершенства, что к ним ведет длинный и трудный путь духовно-нравственного подвига, – мистики же сразу обращались к «умной», или «созерцательной», молитве, на ней сосредоточивали все свое внимание, но, как неподготовленные, теряли под ногами почву и впадали в туманную мечтательность.
Говоря о святителе Филарете, Ведерников, конечно, не мог не затронуть и его учения о первенствующем значении Слова Божия – учения, вдохновившего владыку на подвиг всей жизни – перевод Библии на русский язык. Пафос этого учения лежал в мистической оценке святителем Слова Божия как органа непосредственного общения верующего с Отцом Небесным. Священное Писание, говорил святитель, передано Богом народу, а не сословию пастырей и учителей, и каждый не только имеет право, но и обязан читать Священное Писание на вразумительном для него языке и поучаться из него.
Это служение Слову Божию владыка совершал в тяжелой борьбе с латинствующими течениями в русском обществе и Церкви. Но, борясь с ними, святитель был далек и от заблуждений протестантизма, а относительно тех совпадений с ними, в которых его порой обвиняли, говорил: «Мысль, что так думают лютеране, не есть еще признак ложного мнения, потому что не все положения, принимаемые лютеранами (как, разумеется, и католиками), ложны». «Вот мужественное слово! – восхищается этим суждением святителя Ведерников. – Если мы, православные, совпадаем в той или другой истине с католиками или с лютеранами, тем лучше для них и нет в том никакой беды для нас».
В своем курсе Ведерников рассматривает возрождение в России в конце XVIII – начале XIX века православного мистицизма, тесно связанное с обновлением русского монашества и старчества. Приступая к этой теме, автор кратко очерчивает историю развития духовной жизни русского монашества, отмечая в ней следующие вехи:
1. Созерцательная святость преподобного Антония Печерского, которая, оставаясь залогом расцвета духовной жизни в будущем, уступает первое место деятельному началу преподобного Феодосия Печерского.
2. Преподобный Сергий Радонежский, в личности которого святость деятельная сочетается со святостью созерцательной.
3. Полнота духовной жизни, явленная преподобным Сергием, в его учениках разделяется на два самостоятельных потока: в одном из них обосабливается мистико-созерцательное начало, нашедшее особенно яркое выражение в святости заволжских старцев нестяжателей, имевших своим началовождем преподобного Нила Сорского; в другом потоке духовной жизни мы видим обособление деятельного благочестия иосифлян, названных так по имени своего духовного вождя преподобного Иосифа Волоцкого.
Этот исторический экскурс Ведерников завершает повествованием об упадке русского монашества в XVIII веке, достигшем крайней степени в годы царствования Екатерины II. Затем он переходит к рассказу о новом возрождении духовной жизни на Руси, источником которого стала школа православного мистицизма, разработанная по святоотеческим образцам великим старцем Паисием (Величковским). Этот молдавский подвижник, происходящий из Полтавы, говорит Ведерников, для новейшего периода русского монашества имел такое же значение, как преподобный Сергий для периода среднего и преподобный Феодосий для времен древнейших. Ведерников подробно рассматривает сочинение преподобного Паисия «Об умной молитве», рассказывает о его деятельности по переводу святоотеческих творений и о главном его достижении – создании школы умного делания, которая стала источником духовного движения, охватившего множество русских монастырей. Наконец, он повествует о вызове святителем Филаретом Киевским (Амфитеатровым) в Оптину пустынь учеников старца Паисия (Величковского), проживавших в Рославльских лесах Смоленской губернии. Один из них, преподобный Моисей, впоследствии игумен пустыни, и учредил в обители старчество. Первым старцем – духовным наставником и руководителем братии и паломников Оптиной пустыни – был преподобный Леонид, за ним – его ученик преподобный Макарий. Своими высокими духовными подвигами и силой молитвы они сделались известными всей православной России. Для благословения, совета, утешения и назидания к ним, со своими нуждами и сомнениями стекались тысячи людей всех званий и состояний. Еще большей была слава преподобного Амвросия.
Благодаря высокому духовному авторитету своих старцев Оптина пустынь сделалась духовным центром. Здесь искали надежного пути спасения не только простые верующие, но и люди выдающегося таланта и духовных дарований.
Из русских писателей поддерживали переписку с оптинскими старцами и лично посещали обитель Н. В. Гоголь, А. К. и Л. Н. Толстые, К. Н. Леонтьев, сам принявший пострижение в Оптиной, профессора С. П. Шевырев, М. П. Погодин, М. А. Максимович, В. И. Аскоченский и др.
При отце Макарии в Оптиной пустыни началось и большое дело по изданию на русском языке аскетических творений святых отцов и подвижников Церкви. Активное участие в этом деле приняли его духовные чада супруги Киреевские.
Переходя далее к великому спору, расколовшему русское общество XIX века на два враждующих лагеря – славянофилов и западников, – Ведерников видит причину такого разделения в противостоянии веры и рационализма. Рационалист, считающий душевную жизнь человека продуктом внешних условий, полагает, что поднять эту жизнь на высшую ступень можно только путем перестройки общества по законам разума; следовательно, главной и единственно важной обязанностью человека является общественная деятельность. Для религиозно мыслящего человека основной факт бытия – господство в мире Бога, воле Которого следует подчинить свою личную судьбу, сосредоточивая все духовные силы на ее исполнении.