Екатерина Мишаненкова - Грейс Келли. Принцесса Монако

В итоге она выбрала окольный путь. Джек и Маргарет Келли и сами не заметили, как Грейс стала для них самой слабенькой и хрупкой из их детей. Она держалась позади всех, то и дело разбивала коленки, была страшно неуклюжей и постоянно шмыгала носом. Поэтому ее все жалели, не нагружали лишний раз, беспокоились о ней, и вскоре ей стало доставаться больше забот и лакомств, чем даже младшенькой Лизанне. На что уж Маргарет была «прусской матушкой», но и она обращалась с Грейс мягче, чем с остальными детьми, жалея своего маленького неуклюжего «гадкого утенка».

«Мне всегда хотелось оберегать Грейс, — рассказывала она впоследствии, вспоминая детские годы своей знаменитой дочери. — Наверное, она привлекала мужчин к себе тем же самым, чем и меня. Каждый мужчина, который знал ее, начиная с пятнадцати лет, хотел взять ее под крыло».

Впрочем, такое прозрение пришло не только к ней — Лизанна выражалась еще более прямо и жестко: «Даже добившись успеха, в расцвете красоты Грейс обладала редким даром делать так, чтобы окружающие возились с ней. Все искренне верили, что она нуждается в помощи, хотя на самом деле это ей совершенно не было нужно. Ей вообще не требовалось никакой помощи.

Просто она производила такое впечатление».

Что ж, скорее всего Маргарет и Лизанна были правы в своей оценке. Грейс научилась быть беспомощной, чтобы ее больше любили, и ей это очень пригодилось в жизни.

Да и не только это. Воспитание, полученное Грейс, и вся атмосфера, в которой она провела детские годы, научили ее многим полезным в жизни вещам. Например, тому, что как бы ты ни чувствовал себя на самом деле и какую бы ты жизнь ни вел, надо производить впечатление человека уверенного в себе, спокойного и респектабельного. Именно так всегда выглядели ее родители, и никому из посторонних людей и в голову не пришло бы, что Джек постоянно крутит романы, а Маргарет об этом знает. Такой же будет и Грейс — воплощенная респектабельность, благородная леди среди скандальных голливудских актрисулек. С виду, конечно, но для репутации только это и требуется.

Постоянная борьба за внимание жесткой требовательной матери и обаятельного самоуверенного отца научила Грейс другому важному умению — быть такой, какой ее хотят видеть. Для матери она была послушной «немецкой девочкой», для отца — его хрупкой очаровательной «принцессой».

Эта ее способность подобно хамелеону подстраиваться под любое окружение и становиться такой, какой ее желают видеть именно здесь и именно сейчас, впоследствии поражала и восхищала как режиссеров, так и журналистов. Она не играла роли, она жила в них, верила в тот образ, который изображала — не важно, на сцене, на съемочной площадке это происходило или в жизни. «Мне всегда нравилась жизнь понарошку», — говорила она. Ее мастерство перевоплощения достигло небывалых высот: несмотря на ее яркую запоминающуюся внешность, люди нередко не узнавали ее при новой встрече, настолько другим человеком она могла выглядеть.

Знаменитая холодноватая отстраненность Грейс Келли тоже родом из детства. Тут сказались и чопорное материнское воспитание, и влияние дядюшки Джорджа, который всегда держался особняком и производил впечатление настоящего аристократа. Но в основном дело в одиночестве. Будущая актриса росла в большой семье, но с детства была очень одинока, как бывают одиноки не слишком любимые дети эгоистичных родителей, к тому же сильно отличающиеся от своих братьев и сестер.

«Она в семье своей родной казалась девочкой чужой…» Лучше гения не скажешь — написанные за сто лет до рождения Грейс пушкинские строки так точно и метко характеризуют ее детство, словно о ней и написаны.

Действительно, Грейс была чужой в собственной семье, и это признавали и сами ее родственники, особенно когда много лет спустя оглядывались на ее детские годы. Бывшие друзья и приятели вспоминали, что в отличие от общительных сестер она любила быть одна, и самым лучшим обществом для нее были куклы. Она не только наряжала их, как другие девочки, но разыгрывала с ними целые спектакли, которые совершенно не стремилась показывать ни родным, ни друзьям.

Более того, она даже разговаривала с куклами на каком-то ею самой придуманном языке, который больше никто не понимал. А раз не понимал, то и не мог проникнуть в мир ее фантазий, тщательно оберегаемый от посторонних. то есть от всех, кроме нее самой.

До какой степени она погружалась в выдуманный мир, становится ясно из семейной легенды о том, как однажды своенравная Лизанна за что-то разозлилась на сестру и заперла ее в чулане, где та как раз играла со своими куклами. Спустя несколько часов кто-то заметил, что Грейс давно не видно, ее начали искать и обнаружили, что она продолжает играть с куклами, а главное — даже не заметила, что ее запирали и что несколько часов она провела в одиночестве.

Много лет спустя, когда Грейс была уже принцессой Монако, все та же неугомонная Лизанна обнаружила в ее дворце ящик. сее детскими куклами. Теми самыми, с которыми она играла в детстве. Грейс не только сохранила их, но и привезла с собой через Атлантический океан, чтобы они были с ней в ее новом доме. Что поделать, она и в новой семье тоже была «девочкой чужой».

Я — не экстраверт, но и не отношусь к людям недоброжелательным. Мне не свойственны повышенная эмоциональность и чрезмерная общительность, но не люблю читать о себе, что я — бесчувственная и необщительная. Я не считаю себя такой.

Осенью 1934 года родители решили, что пора Грейс получать образование, и отдали ее в Академию Успения Пресвятой Богородицы в приходе церкви Святой Бригитты. Под этим пышным названием скрывалась солидная католическая школа с хорошей репутацией — самое подходящее место для дочери ревностного католика Джека Келли.

Именно там развились и закрепились как лучшие, так и худшие черты характера будущей великой актрисы. И это хорошо заметно уже хотя бы по тому, что сестры-монахини запомнили ее тихой, послушной и религиозной девочкой, стремящейся к благодати, а одноклассницы — чертенком в юбке, участвовавшим во всех проказах и тайком дымившим запретной сигареткой на заднем дворе школы.

Академия Успения Пресвятой Богородицы была элитным учебным заведением, что, несомненно, тоже повлияло на решение Джека Келли отдать туда свою дочь. Он всегда мечтал стать своим в аристократической среде. Там учились около сотни девочек, а присматривали за ними два десятка монахинь. Обучение было организовано на европейский манер, что было необычно не только для Филадельфии, но и для всех Соединенных Штатов. Там не приветствовалось американское упрощение языка, все учителя говорили с оксфордским или кембриджским акцентом, и девочки выходили оттуда с умением говорить и писать как настоящие леди.