При Федоре Алексеевиче изменилось отношение к наемным иноземцам. Царь Алексей Михайлович, как было отмечено выше, относился к ним если не благосклонно, то лояльно, отдавая должное их знаниям. Окружение его сына, среди которого выделялся Иван Михайлович Милославский, иноземцев не жаловало, проявляя к ним враждебность. Впрочем, все зависело от того, какая из группировок находилась ближе к власти. Именно противоречия между лицами, приближенными к подножию трона, вызывали колебания в отношении к иноземцам.
Лефорт и его товарищи, прибыв в Москву, поселились в Немецкой слободе, специально предназначенной для проживания иностранцев. Слобода была расположена в версте от последней городской черты, на берегу реки Яузы. Вот как описывал ее Лефорт в письме к братьям:
«Иноземцам отведено особенное место жительства, в получасе от города, как бы в деревне… Место это Слобода, оно очень обширно, тут живут немцы, англичане, шотландцы; французов нет, кроме трех прибывших с нами; нет и швейцарцев, кроме одного, золотых дел мастера его величества, базельского уроженца, по имени Густав… Между обывателями есть люди весьма почтенные, преимущественно шотландцы… После офицеров, два года тому назад павших в сражении с татарами и поляками, осталось здесь много богатых вдов; есть много и полковничьих дочек»{10}.
Описание Лефорта не отличается особенной глубиной. Объясняется это тем, что он только что поселился в Слободе и не имел возможности разглядеть ее внутреннюю жизнь. Этот пробел восполняет Патрик Гордон, проживший в России много десятилетий и оставивший основательный «Дневник», в который он заносил сведения о ежедневных событиях, происходивших как в стране, так и конкретно в Немецкой слободе. «В последние два года (1661—1663) прибыли в Россию очень многие иностранные офицеры, некоторые с женами и детьми, другие без них. Большая, если не самая большая часть этих пришлых были люди дурные и негодные. Многие из них никогда и не служили офицерами, а присваивали себе это звание вне пределов своего отечества. Так как они получали постоянное, хотя и небольшое жалованье и надеялись еще более поправить свои дела, то многие поженились на вдовах или на девицах, отчасти для того, чтобы устроиться порядочным образом, отчасти для улучшения своего быта. К такому шагу их побудило и то обстоятельство, что русские доверяют более людям женатым, чем холостым.
Отсюда возникло общее предубеждение, что того, кто не хотел жениться, считали человеком непостоянным, ненадежным или таким, который, будучи недоволен, не думал оставаться в России. Потому женщины или их приятельницы употребляли все возможные средства побудить мужчин к женитьбе»{11}.
Не стал исключением и Франц Лефорт. В цитированном выше письме братьям он писал, как бы подтверждая слова Патрика Гордона: «Меня преследуют предложением жениться, именно на дочери полковника Кроуфорда, шотландца и нашего единоверца, весьма достойного человека, принадлежащего к почтенной фамилии… Я отвечал, что не прочь, если получу согласие своих родных». Впрочем, забегая вперед скажем, что согласия родных он так и не получил.
Об истории Немецкой слободы, приютившей нашего героя, стоит сказать хотя бы несколько слов. Слобода появилась в 1570 году, ее жителями были пленные Ливонской войны, а также иностранцы, призванные на государственную службу. В годы Смуты Слобода сгорела, но в 1652 году царь Алексей Михайлович приказал выходцам из Западной Европы селиться на том месте, где до пожара существовала Немецкая слобода. Теперь она стала именоваться Ново-Немецкой. С Москвой ее связывали три моста через Яузу. В 1665 году в Слободе насчитывалось 150 дворов. Первоначально дома иноземцев ничем не отличались от домов москвичей и строились из дерева. Со временем стали появляться дома европейской архитектуры. В 80-е годы XVII столетия Ново-Немецкая слобода по описанию пастора И. Давида выглядела более опрятной и нарядной, нежели Москва. В ней было много красивых каменных построек, возведенных немцами и голландцами. «Едва ли найдешь здесь дом без сада, притом сады цветущие, плодоносные и красивые. Одежду носили немецкого покроя. В такое платье одевали и русских слуг».
В Слободе имелись оранжереи, цветники, огороды, при домах — бани. Существовали также три протестантские церкви, сначала деревянные, позже замененные каменными. При Петре I появились две новые церкви: католическая и англиканская. Улицы были покрыты деревянными мостовыми.
Население Слободы из года в год увеличивалось и в 1702 году составляло примерно две тысячи человек. Среди жителей поначалу преобладали военные, но со временем увеличилась численность гражданского населения, в 1702 году оно составляло треть жителей. Разнообразнее стал и их национальный состав: появились выходцы из Англии, Франции, Австрии, Италии.
По роду занятий среди населения самую богатую часть составляли купцы, но было немало и ремесленного люда, владевшего специальностями, отсутствовавшими в России или такими, в которых нуждалась страна. Здесь жили архитекторы, живописцы, скульпторы, резчики по камню и дереву, часовых дел мастера, а также лекари. Гордон был прав, когда отмечал наличие в Слободе проходимцев и авантюристов, по которым на родине плакали тюрьмы. Надлежит отметить, что в Россию зачастую рисковали отправиться такие специалисты, которые не были востребованы на родине, то есть обладали не самой высокой квалификацией{12}.
Таким образом, Немецкая слобода представляла собой осколок Западной Европы, а ее население — замкнутый мирок со своим бытом, нравственными устоями, культурой, вероисповеданием. Жители Слободы не смешивались брачными узами с русскими людьми.
О жизни Франца Лефорта в Немецкой слободе мы узнаем из его писем родственникам. Заметим, что в некоторых из этих писем он приводит сведения не только о своей личной жизни, но и о состоянии дел в России. Так, в письме брату Ами от 12 июня 1677 года Лефорт, только что перенесший тяжелую болезнь, делится наблюдениями о состоянии медицины в России: «Больному человеку здесь очень плохо. Между русскими нет ни врачей, ни хирургов, ни аптекарей; прежде русский народ вовсе и не знал их, да и теперь большинство русских не верит, чтобы врач мог помочь в какой-либо болезни. В случае лихорадки они берут большой стакан водки, кладут туда перцу, чесноку и пороху, все это перемешивают, процеживают сквозь тряпку и выпивают. Средство хорошее, но не всякий переносит его. Побывав в руках немецких докторов, я решился принять это чистительное a la russe, и оно помогло мне в известной степени. Врачи-иностранцы здесь чрезвычайно дороги; берут за каждый визит по три талера или наименьшее — по червонцу».
