Принцесса, Луиза Марии Августа (1779–1826) с сестрой Амалией прибыли в Петербург в октябре 1792 года. Гримму от Екатерины (31 октября 1792 г.): «Сегодня вечером ждем двух Баденских принцесс, одну тринадцати, другую одиннадцатилетнюю. Вы, конечно, знаете, что у нас не женят так рано, и это сделано про запас для будущего, а покамест они привыкнут к нам и познакомятся с нашими обычаями. Наш же малый (Александр. — Авт.) об этом не помышляет, обретаясь в невинности сердечной, а я поступаю с ним по-дьявольски, потому что ввожу его в искушение».
Невесту представили жениху. Не будем оскорблять голубоглазую принцессу Луизу затасканным словом «блондинка», у нее были пепельные волосы, так тогда говорили. «Она была одета в белую тунику, перехваченную на тонкой и стройной, как у нимфы, талии небрежно завязанным поясом», — пишет о Луизе художница Виже-Лебрен. Короче говоря, она была прехорошенькая и модно одетая. Конечно, Александр ее «выбрал». Через два месяца ему исполнялось пятнадцать — мальчишка! Да и кто его спрашивал? За него уже все давно было решено. Амур и Психея — так называла молодых императрица. Они действительно очень хорошо смотрелись вместе. С родителями жениха невесту познакомили на третий день после ее приезда. Мнение Павла и Марии Федоровны по поводу женитьбы их сына Екатерину тоже не интересовало, однако они очень хорошо встретили невесту.
В мае 1793 года Луиза Баденская приняла православие и была наречена великой княжной Елизаветой Алексеевной. 28 сентября 1793 года состоялось венчание в церкви Зимнего дворца. Свадьба, естественно, «была пышной». Некоторая заминка произошла с отцом новобрачного — Павлом. Екатерина позволила себе явную бесцеремонность по отношению к сыну, с ним не посоветовались ни относительно крещения принцессы, ни о дне венчания, он обо всем узнавал через третьих лиц. Мария Федоровна приложила все силы, чтобы уговорить мужа появиться на торжестве. Пришлось даже прибегнуть к помощи Екатерины Ивановны Нелидовой. Она была не только фрейлиной великой княгини, но и сердечным другом самого Павла. Уговорила! Графиня В. Н. Головина в своих «Записках» пишет, что Павел присутствовал на венчании и «был глубоко растроган».
Вскоре выяснилось, что Елизавета Алексеевна не оправдала главных надежд императрицы. Свадьбу справили, время шло, но при этом не было никаких признаков беременности. А ведь это главная обязанность великой княгини — родить наследника. Екатерина призвала к себе вездесущую графиню Головину, которая была своим человеком и при дворе императрицы, и при молодом дворе, чтобы выяснить суть дела, то есть узнать, какие отношения у юной пары. Чудесные! — был ответ. Чудная пара, они все время вместе. Их связывает истинная дружба, но похоже, что эта прекрасная дружба пока не привела к интимным отношениям. Впрочем, на прямо поставленный вопрос графиня отвечала столь уклончиво, что суть вопроса ушла куда-то в тень.
В распорядке дня женатого Александра мало что изменилось. Верный Лагарп продолжал свои занятия, на них присутствовала и Елизавета Алексеевна. «Поучительные чтения» — что может быть прекраснее! И о чем читали? О равенстве и братстве, Елизавета Алексеевна тоже стала республиканкой. Они во всем были согласны, одни и те же темы их волновали, вместе они гуляли по парку, вместе музицировали, читали стихи — дружили, а любовь как-то пока не приходила. Р. С. Эдлинг пишет, что Александр «сгорал потребностью любви, но он чувствовал, думал, держал себя как шестнадцатилетний юноша, и супруге своей, восторженной и важной, представлялся навязчивым ребенком». Но есть на этот счет и другие мнения: мол, прекрасная дева «сгорала», а красавец Александр оставался равнодушен. Кто их там разберет? Но факт есть факт — детей не было.
К удивлению двора, у Елизаветы Алексеевны появился неожиданный поклонник. Им стал Платон Зубов — последний фаворит императрицы. Он всячески выказывал внимание великой княгине, бросал восторженные взгляды, навязывался с разговором. Что это? Императрица была ревнива, она очень зорко следила за поведением своих любовников. При дворе стали говорить, что Екатерина сама толкает Зубова к ухаживанию за великой княгиней, а Елизавета Алексеевна и Александр были не только смущены всем этим, но и перепуганы. Потом как-то неожиданно любовная атака Зубова прекратилась. И опять придворные шептали — не иначе как по приказу «самой». Может, и так, но, скорее всего, — нет. Ведь не углядела же императрица за Дмитриевым-Мамоновым, который несколько месяцев предавался амурам с фрейлиной Щербатовой, а тогда Екатерина была моложе и зорче.
Со временем любовь придет к Елизавете Алексеевне, любовь запретная, которая подарила ей дочь. Но об этом позднее.
Казнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты произвела на Екатерину сильнейшее впечатление. Понятное дело, от Лагарпа, проповедника равенства и свободы, надо было избавиться. Он получил отставку 31 января 1794 года. Екатерина, как всегда, была щедрой. Она поблагодарила подполковника Фридриха Лагарпа за труды, наградила его орденом Святого Владимира и отпустила в Швейцарию, а сверх пенсии назначила «полное по чину жалованье из того места, откуда он и прежде получал». На дорогу Лагарпу была выдана тысяча червонцев.
Александр был очень огорчен отставкой Лагарпа. Расставаясь, он подарил ему украшенные бриллиантами портреты — свой и Елизаветы Алексеевны. Подарок сопровождало послание: «Прощайте, любезный друг, чего мне стоило сказать Вам это слово. Помните, что Вы оставляете здесь человека, который Вам предан, который не в состоянии выразить Вам свою признательность, который обязан Вам всем, кроме рождения…» Впоследствии он переписывался с Лагарпом многие годы. Вот его письмо от 21 февраля 1796 года: «Любезный друг! Как часто я вспоминаю о Вас и обо всем, что Вы мне говорили — когда мы были вместе! Но это не могло изменить принятого мною намерения отделаться со временем от моего бремени. Оно день ото дня мне становится все более невыносимым по всему, что я вижу вокруг себя. Непостижимо, что происходит: все грабят, почти не встретишь честного человека; это ужасно…»
О каком бремени пишет Александр? Конечно, о бремени правления, он не хочет быть императором. А ведь рано или поздно придется править. Мечта о жизни частного человека преследовала его всю жизнь.
А вот еще одно письмо — другу Кочубею от 10 мая 1796 года:
«Придворная жизнь не для меня создана. Я всякий раз страдаю, когда должен выйти на придворную сцену, и кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых другими на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями, а между тем они занимают здесь высшие места, как, например, Зубов, Пассек, Барятинский, оба Салтыкова, Мятлев и множество других, которых не стоит даже называть и которые, будучи надменны с низкими, пресмыкаются перед теми, кого боятся. Одним словом, мой любезный друг, я сознаю, что не рожден для того высокого сана, который ношу теперь, и еще меньше для предназначенного мне в будущем, от которого я дал себе клятву отказаться тем или другим образом».
