Я уже собрался было писать заявление об уходе «по собственному желанию», когда один из близких друзей остановил меня от этого шага, разъяснив – как следует поступить мне в данном положении.
– Ну и чего ты достигнешь? – резонно вопросил он меня. – На твоё место придёт какой-нибудь действительно мерзкий человек, который ради карьеры готов будет пройтись по головам своих же товарищей. Будь умней. «Им» ведь тоже, это необходимо скорее всего для «галочки» – отрапортоваться вышестоящему. А потому, раз уж это неизбежно, умей грамотно составлять свои «писульки» – не подставляя никого из своих и одновременно давая «ценную» информацию об иностранных фарцовщиках, коих всегда было предостаточно в сфере «Интуриста».
А иностранцы, и в самом деле, были совершенно разные: попадались среди них и отталкивающие личности, любой ценой стремящиеся «делать деньги» на чем угодно, не гнушаясь ничем. Наверное, это естественно, но меня, почему-то, подобное отношение всегда раздражало.
Одним из таких въедливых и настырных типов, вызывавших во мне тошноту и рвоту, был худенький и смазливый итальяшка с жиденькой козлиной бородкой, предлагавший мне купить свой товар: начиная от обычной жвачки и презервативов, до джинсовых костюмов, женской косметики и нижнего дамского белья. Наконец, видя мою очень вялую реакцию, он вдруг вытащил пачку зелёненьких долларов, предлагая за каждый доллар три или четыре (сейчас уже не помню) советских рубля.
Наверное, я был глупый бармен, поскольку доллары меня также мало интересовали. Более того, из газеты «Известия», мне было достоверно известно, что курс американского доллара оценивался тогда в… 67 копеек. Я, конечно же, знал истинную цену этой иностранной валюты, как знал и то, что за подобные операции можно надолго угодить за решётку. Кроме того, меня вполне устраивали наши кровные советские рубли, которые были на порядок весомее сегодняшних «деревянных».
Одним словом, моя сделка с ним не состоялась. Через два дня эта группа уехала дальше по своему маршруту, а ещё через три – ко мне наведался «товарищ», которому мне необходимо было передать в письменной форме хоть что-то такое, за что могли бы, «его» – похвалить, а меня – оставить на некоторое время в покое. Таким образом, на жертвенный алтарь мне пришлось принести бедного итальянца.
В оправдание своё могу лишь сказать следующее: если «на том» свете мне придётся держать ответ ещё и перед ним, то я, глубоко осознавая, что был тогда неправ, непременно исправлюсь, предложив ему: «Извини, камрад, во искупление своей вины я согласен сегодня купить у тебя доллары по 5 рублей за штуку. Но, только оптом!»
– Ты чего, это себе, такое позволяешь, а!? – сурово начал директор. – Хрен вырос, что ли?
Я стоял, опустив голову и, не находя слов в своё оправдание, мучительно разглядывал затейливый орнамент красного бельгийского ковра, раскинутого посередине кабинета.
– Тебе что – мало было «своих»? Ладно, там – кого-нибудь из братских стран. Но – из ФРГ!? Ты хоть, представляешь себе – чем это пахнет?
Я представлял. Сегодня я уже прекрасно осознавал и каялся о случившемся, поскольку, в лучшем случае меня ждал выговор, ну а в худшем… О худшем думать не хотелось.
Кроме шефа и меня, в кабинете находился также один из руководителей службы безопасности «Интуриста» – пожилой и многое повидавший на своём веку ака-Борис. Все его звали именно так. Никто не знал ни настоящей его фамилии, ни – отчества.
– Ну, ладно, – доверительно наклонившись ко мне и сузив свои маленькие хитрые глазки, лукаво прошептал старый мент – сколько «палок» кинул? Только честно, между нами?
«Ага: так я тебе и сказал…» – подумал я и представил – как ликует сейчас душа ветерана.
– Да не было у нас ничего.
– Ты кому сказки рассказываешь: твой друг давно уже всё нам рассказал? – В обычной нашей среде это называлось «брать на понт», то есть, заставить расколоться. – Мы же, о тебе беспокоимся, дурачок! Подумай о родителях! – вкрадчиво льстился ко мне «хитрый лис», продолжая свою обработку.
И в самом деле: было нечто такое в повадках и во всем его облике, что напоминало это дикое животное. Это был прирождённый мент. Иногда мне даже казалось, что он родился в форме, – представить его в обычной одежде не приходило в голову никому.
Являясь грозой не только хулиганов, но и обычной молодёжи, которая вела себя (по его мнению) слишком развязно и вызывающе, он не мыслил себя вне милиции. Это был, своего рода, бухарский «Анискин». Причём, совпадало всё: и должность и звание. Отличие состояло лишь в его фирменных усиках «а ля фюрер», с которыми он никогда не расставался, да ещё, пожалуй, сказывался южный темперамент: его неуёмной энергии мог позавидовать любой выпускник высшей школы милиции. В своём деле он был супер-профессионалом. От него бесполезно было скрываться и прятаться: у него был дьявольский нюх и врождённое ментовское чутьё.
Самым излюбленным его занятием было – застукать какую-нибудь парочку в кустах и, осторожно подойдя на цыпочках, хрястнуть по голой заднице своей неразлучной резиновой дубинкой. Это был пик блаженства. Смотреть, как насмерть перепуганные молодые люди, лишившись дара речи, спешно пытаются натянуть на себя штаны. Ради такой картины, несомненно, стОило идти в милицию.
И сейчас, в кабинете директора ресторана, он всячески старался «вывести меня на чистую воду», искренне сожалея о своём промахе, пытаясь взять реванш за вчерашнее. Ещё бы: впервые «Акела промахнулся…»
Отчасти я был даже рад, что дело дошло до моего шефа, потому что это означало только строгую взбучку на виду у начальства гостиничной охраны и «отеческое внушение», когда мы останемся с ним наедине – «дурень, ты этакий: гуляй, но с умом, чтоб не застукали…»
Своих работников он ценил не только за профессиональные качества, а потому, будучи в тесном контакте с сотрудниками КГБ, всячески нас выгораживал, не раз вытаскивая из щекотливых ситуаций. Вот и на сей раз, приняв угрожающий вид, он клеймил меня позором, угрожая увольнением из рядов барменов, глубоко в душе переживая и моля, чтобы я только не сорвался и не отчебучил не того…
– Так, «по обоюдному согласию» было или – как? – с тревогой спросил теперь уже директор. – Ты пойми: в городе за последние два года уже было три ЧП, связанные с изнасилованием иностранок, а потому, если «они» завтра напишут письмо и это дойдёт «до Москвы», то мы и в самом деле ничем уже вам с Сафо не поможем.
– Не было ничего – вновь повторил я упрямо.
