— Вам лучше бы помолчать, — пытались осадить девушку более умудренные опытом плановички.
— А я не за тем пришла на завод, чтобы молчать! — убежденно отвечала за свою экранную Люсю реальная Люся Гурченко, веря со всем максимализмом молодости, что и в искусстве она молчать ни за что не станет.
Фигура получилась живой, обаятельной, узнаваемой. Гурченко не нужно было ни перевоплощаться, ни лицедействовать — явилась на экране такая, какая есть, типичная девушка пятидесятых, твердо знающая и из песни и из жизни, что «молодым везде у нас дорога».
Приблизительно то же потребовалось от нее и в другом фильме, в который ее пригласили, — «Сердце бьется вновь». Вновь конфликт своей очевидностью и ясностью расклада противоборствующих сил чрезвычайно типичен для некоторых фильмов тех лет.
Молодой врач смело брался сделать рискованную операцию. Врачу противостояли косные коллеги, предпочитавшие не рисковать. Гурченко играла сестру тяжело больного солдата, и именно ее Таня помогала рутинерам осознать зыбкость их позиции. Таня просто верила в правду. И перед этой правдой отступали трусливо конъюнктурные соображения перестраховщиков. Новое уверенно шло на смену отжившему, неправые осознавали свои ошибки, правые побеждали.
Фильм снимал серьезный мастер — Абрам Роом. Его мягкая психологическая манера сглаживала слишком назидательно торчавшие углы сюжетной схемы. Гурченко здесь вновь достоверна, порывиста, обаятельна и органична. Такова, каковы многие молодые артистки в подобных ролях. Еще ничто не предвещает восхода новой звезды.
Но Роом, один из ветеранов нашего кино, фигура авторитетнейшая, — всегда умел вовремя заметить «божью искру» в актере. Принимал ее бережно и с благодарностью — был способен радоваться даже крупице таланта. Не забыл он и того, как отнеслась приглашенная из ВГИКа студентка к своей небольшой роли. Серьезно, истово, как к самому главному делу жизни.
Через много лет, вспоминая этот совершенно затерявшийся в истории кино эпизод, он скажет о настоящем профессионализме, присущем юной актрисе. Он понял и оценил главное: профессионализм для нее всегда будет начинаться с этой истовости, с предельной готовности к работе.
Шел 1956 год. Она училась на втором курсе. Начало «звездной истории» было уже совсем близко.
Не намного дальше был и ее конец.
Молодой режиссер Эльдар Рязанов запускался на «Мосфильме» с музыкальной кинокомедией «Карнавальная ночь». Как уже сказано, ничего хорошего от этого не ждали. Сценарий Б. Ласкина и В. Полякова лишь приблизительно намечал не столько даже фабулу, сколько связки между эстрадными номерами. Эти номера должны были стать основой музыкального кинообозрения. Характеров не предусматривалось. Действовали, как в мюзик-холле, вполне условные фигуры, маски, выражающие социальную сущность персонажа. Бюрократ от искусства — и энтузиасты, которые ему противостоят. Веселое и жизнерадостное схлестывалось с унылым и догматическим в музыкальном поединке. И, разумеется, побеждало. Схема более чем привычная. Сама по себе она еще ничего не обещала. Еще никто не знал, какая в фильме будет музыка, и кто в нем будет играть, и может ли этот скелет будущей картины нарастить какие-нибудь мышцы.
Это был поистине сценарий, написанный на манжете. Его не сразу утвердили к производству, а когда утвердили, то дали молодому режиссеру, за плечами которого было несколько документальных лент и одна полудокументальная — «Весенние голоса», музыкальное обозрение о рабочих талантах. Вот и пусть попробует, решили. Смелость города берет. А не получится — тоже ничего: музыкальные обозрения — дело обреченное, никто не осудит.
Рязанову еще предстояло доказать, что он талантлив.
Он понял, что без сильных союзников ему фильм не вытянуть. Что фильм предстоит не только снимать, но и придумывать заново. Позже в своей книге «Грустное лицо комедии» Рязанов расскажет, как он решил, преодолевая робость, пойти к Игорю Ильинскому и уговорить его во что бы то ни стало сыграть Огурцова. Как тот сопротивлялся! Ведь один бюрократ на его счету уже числился — Бывалов из «Волги-Волги». Рязанов настаивал, убеждал: бюрократы нынче пошли другие. Ему очень нужен был актер, способный не просто воссоздать образ, вслед за драматургом, а создать его. Почти на голом месте. Сотворить его из собственных наблюдений и собственной ненависти к тому явлению, которое воплощает в себе Огурцов.
Бой был наполовину выигран в ту минуту, когда Ильинский заинтересовался и согласился.
Противостоять Огурцову должна была веселая, энергичная, изобретательная и талантливая молодежь. А центр событий, душа и заводила всего — Леночка Крылова. Тут требовалась актриса молодая, музыкальная, обаятельная, с такой открытой улыбкой, чтобы зритель сразу ее принял и полюбил без всяких доказательств, что эта Леночка хороший человек, — буквально за красивые глаза.
На Леночке дело серьезно застопорилось. Пробовали одну претендентку за другой. Открыть новую Любовь Орлову, с таким же универсальным дарованием, никто особенно не надеялся — открытия редки, а сроки уже поджимали. Просматривая претенденток, более всего интересовались внешностью и актерскими данными — песни можно было спеть и под чужую фонограмму. Так что на пробах никто и не пел. И петь, кажется, не умел.
Кроме Гурченко. Ее позвали, и она пришла со своего вгиковского курса абсолютно в себе уверенная. Спела сама. Конечно, из «Возраста любви», который только что прогремел на экранах. Совершенно как Лолита Торрес. Неотличимо.
Проба оказалась неудачной. Как вспоминает Эльдар Рязанов, подвел неопытный оператор, снял Гурченко так, что «ее невозможно было узнать: на экране пел и плясал просто-напросто уродец».[1]
Сниматься стала молоденькая и очень хорошенькая актриса. И снималась довольно долго. Но фильм не вытанцовывался. Девушка все играла, что нужно, только ведь предполагалось музыкальное ревю, и, значит, в нем должна была засветиться пусть маленькая, но все-таки звездочка. И сверкать она должна была не только улыбкой, но и собственным музыкальным талантом. Пусть небольшим, но своим. Рязанов, даром что снимал свой первый фильм, быстро понял важную для жанра истину: актер может сыграть все, что угодно, но музыкальность — качество, которое или есть, или его нет. Сымитировать его нельзя. Даже чтобы синхронно раскрывать рот под чужое пение — и то нужна музыкальность. Чувство ритма. Способность каждой частицей своего существа жить в музыке.
Как раз этого от Леночки Крыловой добиться никак не могли. «Карнавальную ночь» очень заклинило на этом. Настроение в группе падало. В такой критический миг и произошла счастливая случайность, которая определила всю дальнейшую судьбу никому не известной Людмилы Гурченко.
