Какие-то особые отношения связывали ее мать и дядю Жоржа, мать не раз выручала его из полицейских участков, принимала его дома с сомнительными девицами и опустившимися личностями. И, несмотря на все учиненные им скандалы не могла с ним окончательно порвать. Тот, вероятно, тоже любил сестру. Однако все, что касается взаимоотношений брата и сестры, вырвано из дневника матерью Марии, как предположила французская исследовательница К. Конье.
«Мне только что сказали, что мама очень больна, я совсем сонная спустилась в столовую и застала маму в ужасном состоянии, а вокруг всех наших — с перепуганными лицами. Я вижу, что ей действительно плохо. Она говорит, что хотела меня увидеть, прежде чем умереть. Это нервный припадок, но никогда он не был таким сильным. Все в отчаянии. У бедного Жоржа обезумевшие глаза, так он испуган.» (Запись от 25 октября 1873 года; этой записи нет ни в одном русском издании, а последняя строка, с упоминанием имени Жоржа отсутствует и во французском).
Но вернемся, однако, к самой Марии Башкирцевой. Муся росла любимцем всей семьи. Взрослые потакали всем ее желаниям. По обычаям дворянских семей того времени, у нее постоянно были две гувернантки, русская и француженка. Ее учили французскому, игре на рояле, рисованию. Сколько она себя помнила, все время рисовала. Любила рисовать на зеленом сукне ломберного столика, когда взрослые садились за карты. Муся рисовала и мечтала.
Вот как она сама описывает раннее детство, то, что прошло еще в России:
«Но если я ничто, если мне суждено быть нечем, почему эти мечты о славе с тех пор, как я сознаю себя? И что означают эти вдохновенные порывы к великому, к величию, представлявшемуся мне когда-то в форме богатств и титулов? Почему с тех пор, как я способна связать две мысли, с четырех лет, живет во мне эта потребность в чем-то великом, славном… смутном, но огромном?.. Чем я только не перебывала в моем детском воображении!.. Сначала я была танцовщицей — знаменитой танцовщицей Петипа, обожаемой Петербургом. Каждый вечер я надевала открытое платье, убирала цветами голову и с серьезнейшим видом танцевала в зале при стечении всей нашей семьи. Потом я была первой певицей в мире. Я пела, аккомпанируя себе на арфе, и меня уносили с триумфом… не знаю кто и куда. Потом я электризовала массы силой моего слова… Император женился на мне, чтобы удержаться на троне, я жила в непосредственном общении с моим народом, я произносила перед ним речи, разъясняя свою политику, и народ был тронут мною до слез… Словом, во всем — во всех направлениях, во всех чувствах и человеческих удовлетворениях — я искала чего-то неправдоподобно великого…» (Запись от 25 июня 1884 года, за несколько месяцев до смерти.)
«С тех пор как я сознаю себя — с трехлетнего возраста (меня не отнимали от груди до трех с половиною лет), — все мои мысли и стремления были направлены к какому-то величию. Мои куклы были всегда королями и королевами, все, о чем я сама думала, и все, что говорилось вокруг моей матери, — все это, казалось, имело какое-то отношение к этому величию, которое должно было неизбежно прийти» (Предисловие к «Дневнику».).
В ее словах, безусловно, есть преувеличение. Трудно себе представить человека, который помнил бы, как сосет грудь у матери. Но так у нее всегда, во всем преувеличение.
Константин Башкирцев очень переживал разрыв с женой. Однажды он решился на отчаянный поступок и выкрал из имения тестя свою семилетнюю дочь и ее брата погодка Поля. Но тесть с тещей и сыновьями нагрянули к нему и почти силой отбили детей. Думаю, в то время это событие сильно отразилось на психике детей, но всего этого нет в дневнике, изъято. Снова встретилась Мария с отцом только через десять лет, уже повзрослевшей.
Каждый вечер, ложась спать, маленькая девочка шептала слова молитвы:
— Господи! Сделай так, чтобы у меня никогда не было оспы, чтобы я была хорошенькая, чтобы у меня был прекрасный голос, чтобы я была счастлива в семейной жизни и чтобы мама жила как можно дольше!
Из публикации этой молитвы вычеркнута фраза: «… сделай так, чтобы у меня были кавалеры, которые ухаживали бы за мной…», как неприличная для девочки.
В дальнейшем подобные операции с «Дневником» я не буду, кроме крайних случаев, оговаривать, но сейчас мне просто хотелось показать читателю уровень того, что считалось приличным и неприличным.
Неизвестно, как бы сложилась судьба Марии Башкирцевой, если бы младшая сестра ее матери, Надин, не вышла замуж за богатого старика Фаддея Романова. С этого момента начинается поворот в ее судьбе.
Глава третья
Баден-Баден
Жизнь русских за границей
Сказочно богатый старый холостяк Фаддей Романов, появившись на горизонте, сначала ухлестывал за матерью Марии Башкирцевой, кажется, у него даже был с ней кратковременный роман (они вместе ездили в Краков), заглядывался он и на десятилетнюю Марию, но в итоге семья, не без помощи дяди Жоржа, окрутила его и женила на некрасивой Надин. Иногда на него находили приступы безумия, возможно, белой горячки, а через год после свадьбы он скоропостижно скончался, однако, успев оставить завещание на все свое огромное состояние в пользу молодой жены. Тут же поползли слухи об отравлении Романова, стали пересказывать историю его женитьбы: будто бы его опоили и обманом женили на младшей сестре; семья Романова (его сестра и другие родственники) через суд оспорила завещание, утверждая, что подпись его на завещании подделана. Начался процесс, который длился без малого десять лет, и отголоски которого мы находим даже в напечатанном тексте дневника.
Но еще прежде, при жизни Романова, на его деньги, вся семья отправилась за границу.
«В 1870 году, в мае месяце, мы отправились за границу. Мечта, так долго лелеемая матерью, исполнилась. Около месяца провели мы в Вене, упиваясь новостями, прекрасными магазинами и театрами. В июне мы приехали в Баден-Баден, в самый разгар сезона роскоши, светской жизни. Вот члены нашей семьи: дедушка, мама, муж и жена Р-вы (Романовы — авт.), Дина (моя двоюродная сестра), Поль и я; кроме того, с нами был милейший, несравненный доктор Валицкий. Он был по происхождению поляк, но без излишнего патриотизма, — прекрасная, но очень ленивая натура, не переносившая усидчивого труда…» (Предисловие к «Дневнику».)
Баден-Баден, куда после Вены прибыли путешественники, был моднейшим в Европе курортом. Этот Баден следует отличать от трех других, одного австрийского близ Вены и двух швейцарских. Маленький зеленый немецкий городок в великом герцогстве Баденском, расположенный в горах Шварцвальда, с населением в то время всего-то около десяти тысяч человек, принимал за летний сезон в несколько раз больше туристов. Еще со времен римлян это место славилось своими горячими ключами, римляне же первыми устроили здесь свои термы. Баденские воды употреблялись для купания, душа и питья. Горячие ключи брали начало в утесах дворцовой террасы, за приходской церковью и по трубам шли в городские купальни. Они пользовались известностью в лечении болезней брюшной полости, золотухи, расстройства почек, застарелых ревматизмов и подагры, этих «профессиональных» болезней аристократов.