Leben Sie wohl, meine Schwester; geben Sie mir Ihren Segen auf die Reise – und bauen Sie auf mich – bis jetzt noch – wie auf einen stummen Felsen, demaber im innersten steinernen Herzen wahre Liebe und Ruhrung verschlossen ruht.
Leben Sie wohl; Ich bin tief geriihrt und erschuttert – leben Sie wohl, meine beste, einzige Freundin. – Auf Wiedersehen. Turgeneff»[3].
Возможно, эти строки напомнили вам коллизию «Евгения Онегина». Татьяна, несомненно, достойна называться этим именем. Ho Тургенев вовсе не Онегин, не лишний человек, внутренняя жизнь которого была составлена из скуки и желчной иронии. B одном Татьяна была права: Тургенев еще не был до конца собой, он созрел, не раскрылся ни как писатель, ни как человек, он еще боялся любить, творить, обнажая свое сердце. Этот путь ему еще предстоял.
Девочку разбудили странные звуки. Довольно высокие, где-то во второй октаве, протяжные, и в то же время объемные, наполненные. Bo сне они казались ей матовыми трубочками стекляруса, которые покачивались на ветру, но не звенели, а словно гудели. Девочка думала, что знает о звуках все, но таких прежде никогда не слышала.
Она открыла глаза. Уже совсем рассвело. Девочка соскользнула с постели и по толстому яркому ковру, нити которого приятно щекотали ноги, а потом по теплому, не остывшему за ночь глиняному полу подбежала к окну. Сначала не увидела никого, но потом задрала голову и разглядела сидящую на ветке раскидистого дерева, в темной зелени листвы птицу.
Это была голубка, горлица, но какая-то необыкновенная! Легкая, стройная, невесомая. Нежно лиловые перья, матовые, будто присыпанные пудрой, подведенные синевой глаза. Крылья темнее, почти черные и по их краю – белые полоски, слово рукава нижнего платья, выбившиеся из-под бархатной робы.
Полина сразу решила, что это именно голубка, и она поет, призывая возлюбленного. Большая часть арий, которые исполняла ее мать, были об этом. И девочка узнала томную тоску в голосе птицы. «Приди! О, приди! Ты далеко, и я тоскую! О, будь со мной!»
Новый звук спугнул певицу. Проходивший мимо дома пастух в пончо из некрашеной шерсти и в валяной из войлока шапке заиграл на своей гнусавой дудке. Ему ответили блеянием овцы. Горлица взглянула вниз на пастуха презрительно – как он посмел оскорбить ее слух своей какофонией, вспорхнула с ветки и рывками стремительно унеслась в синеву.
* * *
Полина Гарсиа-Виардо родилась в Париже 18 июля 1821 года. Ee отец Мануэль дель Пополо-Висента-Родригес Гарисиа – выходец из цыганского квартала Севильи, был театральным тенором, «богом-тенором», как звали его поклонники. Он также сочинял музыку и с успехом ставил на сцене собственные оперы. Мать Хоакина Сичес, урожденная Брионес, как писали газеты «служила украшением мадридской сцены» и писала либретто для опер мужа. Несколько наиболее удачных песен, сочиненных супругами Гарсиа «ушли со сцены в народ». Ha парижских улицах пели «Я – контрабандист» (арию из комической оперы Гасиа «Расчетливый поэт»), «Кораблик», «Рикирики». Старшая сестра Мария Феличиата уже училась музыке. Брат Мануэль, преподававший пение, уже обзавелся собственной семьей, женившись на певице Евгении Майер.
Крестным отцом Полины был композитор Фердинананд Пэр, крестная мать – русская покровительница семьи Гарсиа – Прасковья Андреевна Голицина, в девичестве Шувалова, жена тайного советника князя Михаила Андреевича Голицына, фрейлина русского двора, писательница, поэтесса и переводчица. Она дружила с Пушкиным, перевела на французский несколько глав из «Евгения Онегина», и как вспоминает Вяземский: «Она очень забавно говорила Пушкину о его Онегине и заклинала его не выдавать замуж Татьяну за другого, а разве за Евгения, и входила в эти семейные дела со всем жаром и нежною заботливостью доброй родственницы». B ее честь Полина получила свое, такое неиспанское, имя.
Полина Мишель Фердинанд Гарсиа-Виардо. Художник Тимофей Нефф. 1842 г.
Таким образом, если говорить красиво, малютка прямо из колыбели была возложена на алтарь искусства. Никто не сомневался, что ей предстоит карьера на сцене, что она станет еще одной певицей из рода Гарсиа. Ho это был тот редкий случай, когда семейный сценарий совпадал с личными склонностями и устремлениями. Полина не мыслила себя без музыки. «Я не помню времени, когда бы ее не знала», – говорила она, уже будучи взрослой. Tpex лет от роду девочка уже выучилась читать ноты.
* * *
Полина почти не знала родного дома. Большая часть ее детства прошла в гастролях. Уже в 1825 году Гарсиа отправились на итальянский оперный сезон в Англию, где Мария дебютировала в уже прославленной опере «Севильский цирюльник» «восходящей звезды» – композитора Россини. Она пела главную героиню оперы – Розину.
Прожив в Лондоне весну и лето, семейство не вернулось в Париж, а двинулось дальше покорять Америку. Плавание на пакетботе через Атлантический океан в то время длилось около пяти недель и было не только долгим, но и опасным. Однако Гарсиа повезло, и единственное, что пугало пассажиров – это были дикие крики и ругань Мануэля Гарсиа, которыми он частенько сопровождал репетиции. Его пытались улещивать, капитан строго пригрозил, и Мануэль согласился, что недостойно мужчине так выходить из себя. Ho как только доходило до музыки, испанский темперамент брал свое…
Четырехлетняя Полина – резвая, живая, носилась по всему кораблю, болтая на четырех языках. Позже, приветствуя уже взрослую певицу в России, газеты будут писать, что «на седьмом году Полина Гарсия говорила уже на французском, испанском, италианском и английском языках с равною свободою, а впоследствии выучилась и немецкому, на котором говорит как немка». Она уже начала учиться азам музыки, причем родители не могли не отметить, что в отличие от старшей сестры, она очень прилежна и трудолюбива и прозвали ее за это «муравьем».
* * *
Они прибыли в Нью-Йорк в начале ноября. A в конце месяца открыли сезон все тем же «Севильским цирюльником». Что было чудом и проявлением административного гения Виардо, так как в городе еще не было ни хора, ни оркестра, ни нужных партитур. Приходилось добывать, договариваться, импровизировать. Полину уже выпускали на сцену в ролях маленьких детей. Успех труппы был такой, что Гарсиа, не колеблясь, остались в этом городе до весны.
B марте Мария Феличиата вышла замуж за пожилого французского торговца Малибрана. Расчет Мануэля оказался неверным. Он хотел обеспечить дочь, а в результате повестил себе на шею еще одного иждивенца: все доходы Малибрана оказались дутыми, он был по уши в долгах. Меж тем сборы упали, и Гарсиа вынуждены были отправляться на дальнейшие гастроли. Мария осталась в Нью-Йорке давать сольные выступления и расплачиваться с кредиторами. Позже она возглавила новую нью-йоркскую оперную труппу и к 1827 году рассчиталась, наконец, со всеми долгами и вернулась в Париж.
