Профессор Джеймс представлял собой почти идеального учителя — энергичный, открытый ко всякого рода идеям, он требовал того же от студентов. Из всего времени, проведенного в Радклиффе, содружество с профессором оказало самое сильное и продолжительное влияние на Гертруду. В апреле 1896 года она писала: «Он — настоящий человек среди остальных людей… ученый огромной силы и самобытности, воплотивший в себе самом невероятной мощности и ценности исследовательский ум».
В свою очередь и Джеймс восхищался умом студентки, ее страстной преданностью работе, искренностью высказываний, нередко сопровождаемых эмоциональными вспышками.
Похоже, что в тот момент Гертруда определилась с будущим направлением своей профессии: «Стоит ли жить? Да, тысячу раз да, пока на земле существуют такие умы, как профессор Джеймс». На экзамене же произошло труднообъяснимое. Она уставилась на экзаменационную тему и, вместо ответа, на первой странице написала: «Дорогой профессор Джеймс! Прошу прощения, но я и вправду чувствую себя сегодня не в своей тарелке, чтобы подготовить экзаменационную работу по философии». И покинула аудиторию.
Профессор Джеймс, верный принципам индивидуальной свободы, не будучи формалистом, прислал Гертруде почтовую открытку: «Дорогая мисс Стайн! Я прекрасно понимаю ваше состояние. Я и сам частенько чувствую себя подобным образом».
А в конце записки стояла самая высокая оценка на курсе.
В течение всего времени пребывания в колледже психология и физиология оставались ее излюбленными предметами. Удивительно, но по французскому языку и английской литературе у нее были низкие оценки. Преподаватель языка и литературы нашел содержание ее сочинений интересными, но отметил крайне неудовлетворительную грамматику и построение предложений. И не он один. Уже упомянутый Леон Соломонс написал по поводу одного из ее отчетов: «Тебе должно быть стыдно за небрежную манеру, в которой ты его подготовила». Именно небрежность! Впечатление таково, что ее интересовало содержание, но никак не форма. До писательства было еще далеко.
Годы в Радклиффе прошли вполне благополучно для девушки — пара любимых предметов, шумная и интересная студенческая жизнь в Гарварде. Вылазки к океану, велосипедные прогулки, участие в студенческих капустниках и театрализованных представлениях, регулярное посещение оперы — на все хватало времени. Внешне она все-таки выделялась среди женской части студенческой аудитории: «крупная, нескладная молодая женщина, внешне мужеподобная» — по воспоминаниям одного соученика, «ничего из обычных девичьих увлечений… проводила большую часть времени за чтением французских психологов» — пишет другой. Однако ее талант и лидерство были признаны.
Уже в те годы ей хотелось стать значительной личностью, «отметиться» в истории человечества, она чувствовала себя готовой к тому по способностям и таланту.
Только вот где?
Незадолго до окончания колледжа она обсудила проблему своего будущего с Вильямом Джеймсом. Джеймс придерживался уже сложившегося мнения — ей надо совершенствоваться либо в философии, либо в психологии. Для философии Джеймс, как специалист в области логики, рекомендовал заняться высшей математикой. Для психологии следовало получить медицинское образование. Тем более, что Гертруда показывала явные успехи и интерес к биологии и химии.
Выбора фактически не было, так как математика не привлекала молодую девушку. Не было альтернативы и в выборе университета. Конечно, университет Джонса Гопкинса в Балтиморе! Нетрудно догадаться, что туда еще раньше подался Лео. Дружба с братом за последние годы только укрепилась, они жили рядом и проводили каникулы, особенно летние, вместе — либо навещая старшего брата Майкла, либо наезжая в Европу. И, наконец, в Балтиморе проживали родственники матери. Материальное благополучие обеспечил Майкл, успешно распорядившийся наследством отца, да и сам проявивший замечательные деловые способности, работая в компании.
Программу в Радклиффе Гертруда окончила успешно, но формального диплома бакалавра не получила из-за несданного латинского языка.
Осенью 1897 года Гертруда поступает в университет Джонса Гопкинса, видимо, условно. Диплом бакалавра ей вручили лишь весной 1898 года.
Для сдачи экзамена по латинскому языку ей пришлось нанять частного учителя и платить из своего кармана, то есть из выделяемых ей денег. Потратив однажды месячную норму на развлечения, она не смогла оплатить очередной урок и получила наставление от репетитора, двоюродной сестры: «Ты получаешь деньги, не задумываясь… но, видишь ли, у тех, кто их зарабатывает, коли денег нет, то нет». Случай этот Гертруда запомнила на всю жизнь.
Соединившись, брат и сестра арендовали дом и наняли служанку, которая явилась впоследствии прототипом рассказа Спокойная Анна (как и две собаки, которых та привела с собой).
Профессия врача в конце 19-го века была прерогативой мужчин. Для женщины, чтобы осилить такую сложную программу, требовались не только знания и упорство, но сверх того, надо было быть иммунной против неизбежных проявлений мужского шовинизма. Для подавляющего числа женщин того времени степень бакалавра была более чем достаточным вознаграждением за годы, потраченные на учебу. Дальнейшее продолжение учебы ставило под сомнение возможность создания семьи, радости материнства. Получив профессию врача, Гертруда намеревалась приобрести независимость, стать равноправным членом общества.
Многие подруги и сокурсницы по Радклиффу отговаривали Гертруду от замысла.
Из письма соученицы Маргарет Снайдер: «Домашняя жизнь, домашние заботы материнства и вера — это все, чего я желаю для себя, тебя и большинства женщин… Когда ты, возможно, начнешь колебаться в своем намерении быть полезным членом общества’, в тех терминах, которые для себя определила, то, возможно, вспомнишь мой опыт и мой совет, данный тебе от всей души».
Пыталась отсоветовать, хоть и не напрямую, Сара (Салли), жена Майкла, к тому времени мать двухлетнего ребенка. Использовала Сара те же аргументы. Безуспешно — уж коль Гертруда решила продолжать учебу, так тому и быть. Непреклонная решимость и уверенность в себе остались в девушке на всю жизнь.
Медицинское отделение в университете Джонса Гопкинса было создано за 9 лет до поступления Гертруды, благодаря усилиям и финансовой помощи четырех женщин. Оргкомитет оговорил условие: женщин обязаны были принимать и обучать на тех же условиях, что и мужчин. То были взошедшие ростки феминизма и суфражистского движения. Оставалось еще чуть меньше 20 лет до предоставления женщинам избирательных прав. Любопытно замечание одного из хирургов-преподавателей: «Мисс Стайн восприняла условия совершенно буквально, настаивая на участии в процедурах, не подходящих женщинам. Это смущало нас».
